Аббат Ингильрам ожидал приема в просторном зале. Его подбитая мехом сутана скользила по отполированным, начищенным до блеска каменным плитам.
– Да, все это могло бы стать моим, – бормотал он, разглядывая пеструю стенную роспись, позолоту под потолком, цветные витражи. – И вопреки всему станет моим! Profuto! [33]
Он наконец усмехнулся. Его медвежьи глазки недобро вспыхнули.
Опять появился дворецкий.
– Его преосвященство работает в библиотеке. Он приказал проводить вас прямо туда.
Библиотека епископа Невиля располагалась на самом верху высокой квадратной башни. Здесь его преосвященство имел возможность трудиться над своими трактатами, а также изучать старинные рукописи. В библиотеку вела узкая винтовая лестница, проложенная в толще стены. Святой отец, непривычный к таким восхождениям, проклял все на свете. Несколько раз он останавливался, прислонившись к стене, и хватал ртом воздух. Перед глазами у него плыли круги, подбитая мехом сутана липла к спине, по щекам струился пот.
«Неужели проклятый Невиль каждый день карабкается в этакую высь? Крест честной! Когда я стану хозяином в этом дворце, немедленно прикажу замуровать эту крысиную нору».
Подобрав полы сутаны и отдуваясь, аббат продолжал восхождение. Наконец-то площадка и тяжелая окованная дверь! Толкнув ее, он очутился в длинной сводчатой галерее, где размещалось епископское книгохранилище.
Здесь царила тишина. Вдоль стен тянулись дубовые полки, сплошь уставленные неимоверным количеством рукописей, глиняных табличек и оправленных в кожу фолиантов. Самые ценные книги были прикованы к своим местам, чтобы их не могли украсть. Отцы церкви, философы, поэты, землеописатели… Первые переводы Библии на саксонский и французский, толстые латинские словари чередовались с наследием античной древности; исторические хроники мирно покоились рядом со светскими романами; здесь же технические наставления, чертежи, таблицы… Тысячи, тысячи книг.
Аббат Ингильрам огляделся. Несколько монахов за столами-пюпитрами усердно скрипели перьями, склонившись над огромными фолиантами. Свет падал на них сквозь узкие окна с бесцветными стеклами. Немного в стороне, у облицованного темным мрамором камина, в старом кресле под балдахином восседал сам епископ Невиль. Перед ним располагался складной столик, на котором лежала книга в белом переплете.
Когда аббат вошел, епископ словно нехотя поднял глаза от книги.
– Salve in nomine Sancto, [34] – сказал он.
– Salve et vos, [35] – отвечал Ингильрам.
Епископ указал аббату на стоящий перед ним табурет:
– Прошу, преподобный отец. Что привело ко мне столь редкостного гостя?
Ингильрам сел, но еще несколько минут тяжело отпыхивался, не в силах вымолвить ни слова. Подперев рукой щеку, епископ терпеливо ожидал.
Его преосвященство Джордж Невиль был высок и сухощав, с тонким умным лицом. Венчик каштановых волос обрамлял его чисто выбритую макушку. Вопреки моде он носил длинную окладистую бороду. Брови, словно очерченные сажей, сходились к переносице, а под их глубоким сводом сверкали ярко-зеленые кошачьи глаза Невилей. Как и прочие монахи, епископ был облачен в сутану, но поверх нее была небрежно наброшена лиловая бархатная пелерина, опушенная горностаем, а на груди покоился усыпанный драгоценными каменьями крест на золотой цепи.
Аббат Ингильрам, отдышавшись, выразительно покосился на сидящих в стороне монахов.
– Ваше преосвященство, дело, которое привело меня к вам, следует держать в глубокой тайне. Я рискую поплатиться головой и поэтому хотел бы побеседовать с вами remotis. [36]
По тонким губам епископа пробежала усмешка. Он знал, что Ингильрам страстно мечтает занять его место, не гнушаясь при этом клеветой и интригами, и посему пропустил мимо ушей его замечание.
– Говорите, святой отец, свободно. Я полностью доверяю этим людям.
Аббат Ингильрам сердито засопел и придвинул табурет поближе к епископу.
– Видите ли, я прибыл сюда, рискуя жизнью. И хотя мои намерения чисты и благородны, я могу за это поплатиться.
От него исходил едкий запах пота. Епископ невольно отпрянул, но Ингильрам придвинулся еще ближе.
– Речь идет о вашей племяннице, о леди Анне.
Епископ перестал улыбаться.
– Насколько мне известно, она пребывает в женской обители вашего аббатства?
– Она бежала, – негромко и внушительно сказал аббат.
Епископ повернул лицо к камину, машинально трогая наперсный крест.
– Вы намерены еще что-то сообщить мне? – осведомился он.
– О, разумеется, – шепнул Ингильрам, снова покосившись на монахов.
– Все свободны, – хлопнул в ладоши епископ и, выждав, когда за последним монахом захлопнется дверь, повернулся к гостю. – Я слушаю вас, святой отец.
Ингильрам поведал, как несколько дней назад в аббатство прибыл Ричард Глостер и стал выспрашивать об Анне Невиль и пожелал встретиться с нею.
– О чем они говорили и что там произошло, никому не известно. Но с этой встречи Глостер вернулся сам не свой. Видели бы вы его! Крест честной! Этот уравновешенный и всегда любезный юноша больше походил на разъяренного пса.
Далее аббат сообщил о том, что горбун повелел выдать ему дочь Уорвика, которая между тем таинственно исчезла из монастыря. Услышав об обыске, учиненном в женской обители, епископ нахмурился.
– Я непременно доложу об этом королю!
– Ваше преосвященство забывает, что герцог действовал по приказу его величества.
– Не верю! – резко возразил епископ. – Эдуард Йорк достойный сын церкви. Я никогда не поверю, чтобы с его ведома творились подобные бесчинства.
Внезапно он круто повернулся к аббату.
– Святой отец, насколько мне известно, вы ярый приверженец герцога Глостерского. Отчего же теперь вы рисуете его в столь мрачном свете?
– Я всегда утверждал, – начал Ингильрам, – что его светлость герцог на редкость умудренный для своих лет вельможа. К тому же меня восхищало, что он, наделенный многими физическими недостатками, сумел победить свою немочь и стать блестящим рыцарем и кавалером. Не скрою, что и многочисленные пожертвования в пользу аббатства также расположили меня к нему. Но… – аббат тяжело вздохнул. – Когда я доведу свой рассказ до конца, вы поймете, что заставило меня изменить свое мнение о нем.
Епископ жестом попросил его продолжать.
– Когда леди Анну так и не удалось разыскать, Глостер впал в полное отчаяние. Три дня он не покидал стен аббатства, а его люди рыскали кругом словно ищейки. В конце концов он призвал меня к себе и повелел, чтобы, как только мне что-либо станет известно о вашей племяннице, я тотчас же сообщил ему. После этого он отбыл, оставив несколько человек, которые и по сей день вынюхивают везде, где только мыслимо, следы леди Анны.