– До меня не раз доходили слухи об удивительной отваге, с какой вы, сэр рыцарь, ведете войну на границе с Шотландией, и, еще не зная вас, я проникся к вам уважением. Порасспросив, я выяснил, что вы остались в юности сиротой, но смогли в это тяжелое время отстоять свои родовые владения и честь. Теперь, по милости королевы Элизабет, вы стали придворным лордом, приближенным короля, а это значит, что время рыцарской доблести для вас миновало. Тот круг, где вы сейчас вращаетесь, обязывает, сын мой, к лести, поклонению и хитрости, и, как муха становится жертвой хитроумной паутины, так и вы невольно оказались в сети интриг коронованных особ. Увы, сын мой, такова жизнь у трона, и тот, кто не принимает этих законов, неизбежно гибнет. Такая участь может ожидать и вас, и здесь не в силах помочь ни редкостное искусство владения оружием, ни отчаянная храбрость. Вот, скажем, вы, сэр Филип, с горечью заявили, что наградой за верную службу Эдуарду стало то, что он лишил вас дамы сердца. Королям, как известно, не перечат, в ваших же словах звучал упрек. Достаточно прознать об этом его величеству – и былому сопернику не миновать опалы. Далее. Вы, если не ошибаюсь, решили известить короля, что его тайные планы стали известны брату его злейшего врага. Господь всемогущий! Я верой и правдой служу церкви и надеюсь, что на этой ниве изволением Всевышнего смогу сделать еще много доброго. Однако в этом случае мне грозит заточение, паства моя лишится пастыря, а сам я, в конечном счете, головы. Впрочем, есть средства обезопасить себя…
Он повернулся к сэру Филипу.
– Вам, я думаю, нравится епископский дворец, сэр? Не правда ли, если не считать Минстера и городского совета, это красивейшее здание в Йорке? Прекрасная архитектура! Святые отцы, хозяйничавшие здесь до меня, строили отменно, я же только кое-что усовершенствовал. Между прочим, стоит мне слегка нажать на эту пружину под распятием, и плита, на которой стоит ваше кресло, опустится, и вы окажетесь вместе, о котором лучше не упоминать без нужды. Мне показалось, вы вздрогнули?
Епископ легко взмахнул рукой.
– Не волнуйтесь, сын мой. Я не стану этого делать. Я просто даю вам понять, что не всегда стоит так открыто говорить о том, о чем думаешь. Ибо это, видит Бог, может сослужить вам худую службу.
Филип какое-то мгновение молчал, не сводя с епископа глаз.
– Должен ли я считать, что вы говорили как доброжелатель?
Епископ поднял глаза и перекрестился.
– Эти слова шли от души.
– В таком случае либо вы во мне нуждаетесь, либо по каким-то неясным для меня причинам вы, ваше преподобие, испытываете ко мне расположение.
Епископ коснулся своей холеной бороды. По его тонким губам скользнула усмешка.
– И то и другое, сын мой, и то и другое…
Рыцарь встал и шагнул к камину. Широкая спина почти скрыла пламя.
«Какая мощь! – невольно подумал епископ. – Хорошо иметь такого воина на своей стороне».
– Ваше преосвященство, – не оборачиваясь, сказал Филип. – Я отправляюсь во Францию. Ваш брат экипирует войско, чтобы обрушиться на Эдуарда Йорка. Мне надлежит доставить ему послание. Вы же… – он кивнул сам себе. – По всей видимости, вы хотите, чтобы я передал ему какое-то известие. Но не будет ли это изменой моему королю, которому я присягнул на верность?
– Эдуард Йорк оказал мне великую честь, не лишив своих милостей после того, как мой брат Ричард перешел на сторону Ланкастеров, – с достоинством парировал епископ. – Я не намереваюсь выступать против короля Эдуарда. Это дело военных, духовные особы обязаны блюсти мир, ибо в Писании сказано: блаженны миротворцы. И я всеми силами сердца молю Господа о том часе, когда пресекутся кровавые распри и покой осенит детей Божьих в этой стране.
– Чего же вы хотите от меня?
– Весьма небольшой услуги, сын мой.
Джордж Невиль не спеша опустился в кресло и, отпив глоток из высокого чеканного кубка, проговорил:
– Во Франции, сэр Филип, в стане моего брата находится некий сквайр Хьюго Деббич. В Англии его земли конфискованы в пользу короны, а его сын, четырнадцатилетний мальчик, остался без крова и пропитания. Из простого милосердия я решил отправить отрока к отцу, ибо юноша пребывает в бедственном положении. Хьюго Деббич оказал мне в свое время немало услуг, и было бы справедливо отплатить ему добром.
– Преподобный отец, – возразил Филип, – известно ли вам, что путь наш лежит через бунтующую страну, через бурное море и в пути нас подстерегает немало опасностей? Не лучше ли определить отпрыска почтенного сэра Хьюго в одну из вверенных вам обителей и таким куда более надежным способом оказать услугу его родителю?
– Мне известно, что путь ваш нелегок, – со вздохом сказал епископ. – Но, я думаю, грешно разлучать сына с отцом. Мальчик всей душой рвется к нему. Оставить при одной из обителей?.. Видели бы вы этого сорвиголову! Он и неделю не выдержит строгого монастырского устава, а делать ему поблажки я не намерен, дабы не вводить в искушение других монахов. К тому же… пути Господни неисповедимы, и кто поручится, что Хьюго Деббич сможет вернуться в эти края не как изгой и обнять сына.
Рыцарь молчал, пропуская между пальцами тонкую серебряную цепочку. Лицо его казалось изваянным из бронзы.
«Он что-то заподозрил!» – Епископ, чтобы прервать размышления Филипа, хлопнул в ладоши, вызывая слугу.
– Приведите сюда Алана, – приказал он. – Вы, сэр Филип, сами сейчас убедитесь, какое это неглупое и живое существо. К тому же он неприхотлив и не станет большой обузой. Отлично держится в седле, я дам ему доброго коня, а вы получите известную сумму на дорожные расходы. Ну вот, я уже слышу его голос.
И в самом деле, из-за дубовой двери донеслись звонкий голос и безудержный смех, странно прозвучавший среди торжественной тишины епископских покоев.
Филип невольно обернулся. Дверь распахнулась, и появился тот, кого называли Аланом. Не входя, подросток прижался к косяку двери, весь сотрясаясь от хохота. За ним маячила испуганная фигура монаха-прислужника, в руках которого дымилась погасшая свеча. Переступив порог, Алан пересек покой и без сил рухнул в кресло, в котором перед тем сидел Филип Майсгрейв.
Епископ резко поднялся.
– Quid de symbolo? [44] – сурово осведомился он, невольно покосившись на Филипа, заинтересованно глядевшего на вновь прибывшего.
– Там… Свеча…
Больше мальчик не мог вымолвить ни слова сраженный хохотом.
Монах, переступивший порог следом, торопливо начал:
– Ваше преосвященство, сквозняк задул свечу, я оступился, упал…
Мальчишка все покатывался со смеху.
– …И спустился по лестнице, – закончил монах.
– Я едва успел отскочить! – выдохнул Алан. – Святой отец запутался в сутане, не удержался на повороте и катился по ступеням до тех пор, пока его не изловили стражники внизу.