– Pax vobiscum… [57]
Епископ видел, как безжизненное тело упало с крюка и палачи выволокли его за ноги.
– Кто этот несчастный? – спросил он.
– Некий приспешник вашего брата. От него нам удалось дознаться, где Уорвик планирует высадку французских войск. Как видите, ничто не может укрыться от Йорков… Однако прошу садиться, преподобный отец.
Герцог указал на тяжелый табурет вблизи огня. Сам же расположился в роскошном резном кресле, обтянутом тисненой кордовской кожей. Кресло представляло собой резкий контраст со всем остальным, что было в застенке, зато сам герцог, несмотря на роскошь одеяния и изысканность манер, как-то странно гармонировал с этими мрачными сводами, с грубой кладкой стен, с выступавшими, как призраки, из углов страшными приспособлениями для пыток. Горбатый дух подземелья!
– Сэр Рэтклиф, – небрежно откидываясь в кресле, окликнул он приближенного, – принесите нам прохладительного. Да велите покурить здесь благовониями. Разит, как в брюхе у кита.
Весело прищурясь, он разглядывал Джорджа Невиля. На епископе была дорожная сутана лилового шелка с горностаевой опушкой. На груди, на золотой цепи, алмазный крест. Холеные руки нервно перебирали зерна четок.
«Все Невили в одну породу. Высокие, поджарые, да еще эти их удлиненные зеленые глаза, – размышлял Ричард. – Но зато среди них нет ни одного похожего характера. Вот этот, например, сидит белее снега и кусает губы, чтобы скрыть их дрожь. А окажись здесь старший братец, тот бы и бровью не повел. Что же касается Монтегю, то он бы ерничал и хохотал, словно мы встретились не в подземелье Йоркского замка, а в вертепе на улице Кающихся Грешниц. Поэтому никогда не поймешь, когда он шутит, а когда дело серьезное. Любопытно, а как бы держалась будущая герцогиня Глостерская?»
Ричард решил, что ему трудно ответить на этот вопрос. Эта девушка оставалась для него загадкой. Пора, пора прибрать ее к рукам, пока она не выкинула новую штучку.
Принесли складной столик и вино. Слуги расставили курильницы с мятой и жасминовой эссенцией, однако ничто не могло перебороть гробовой смрад, царивший в подземелье. Джордж Невиль не мог отвести взгляда от сгустков крови на полу, от клещей и пил в медных тазах, от всех этих жутких, мерцающих потусторонним блеском орудий.
Неожиданно он выпрямился.
– По какому случаю вы доставили меня сюда?
Ричард неспешно налил вина себе и епископу.
– Просто мне хотелось побеседовать с вами без свидетелей, а здесь так уютно и спокойно. Я люблю посидеть тут, поразмышлять.
Как бы в ответ на его слова откуда-то долетел исполненный муки человеческий крик. Крик длился и длился, пока не перерос в ужасающий звериный рев.
Епископ содрогнулся.
– А это не отвлекает вас от размышлений?
– Нет, что вы, о нет! В этот застенок попадают только злейшие враги королевства. А разве не сладостны муки врага? Эти вопли для меня, как звуки волынки для деревенской красотки.
Епископ с ужасом устремил взгляд на этого юношу. Глостер сидел, слегка наклонясь вперед, навалившись на подлокотники кресла, и от этого казался еще более горбатым. По его гладко причесанным, ниспадающим до плеч волосам цвета воронова крыла скользили отблески пламени.
– Пейте, ваше преосвященство, – с улыбкой потчевал Ричард. – Vinum primae notae. [58]
Когда же епископ пригубил вино, Глостер сказал со вздохом:
– Я хотел бы поговорить с вами о вашей племяннице.
Епископ едва не поперхнулся.
– О какой из двух? Об Изабелле или об Анне?
– Разумеется, об Анне.
– Насколько мне известно, Анна содержится в аббатстве Киркхейм.
– Нет, там ее нет.
Стараясь сдержать дрожь, Джордж Невиль отпил глоток вина. Мысль его лихорадочно работала. «Сейчас он наверняка станет утверждать, что племянница у меня. Это ясно как Божий день. Но кто меня предал? Если это один из соглядатаев Глостера, то почему герцог заговорил об этом лишь теперь, когда Анна давным-давно покинула Йорк, когда она далеко и, возможно, – дай-то Бог – уже во Франции?»
Он взглянул на Ричарда.
– Откуда такая уверенность? Куда она могла деваться?
– И действительно, куда? По крайней мере, преподобный отец Ингильрам утверждает, что девушки там нет.
«При чем тут Ингильрам? Ричард и без него давно об этом знает. Он ведь находился в аббатстве, когда она бежала».
Неожиданно он почувствовал, что близок к разгадке. Как сказал этот горбун?.. Он упомянул Ингильрама! Невилю стало казаться, что картинка складывается. Неожиданное благорасположение аббата, который до того слыл его ярым ненавистником, выглядело теперь совсем в ином свете. Тот явно оттягивал время, чтобы скрыть свою причастность к этому делу. Значит, можно его не щадить… А если он ошибается и попусту клевещет на невиновного человека? Епископ внезапно вспомнил, как только что благословил монаха-бенедиктинца. Ведь он знает его! Это человек из обители Киркхейм! Что же он тут делает? Не посланец ли он своего настоятеля? Чтобы окончательно увериться, епископ небрежно бросил:
– Что же еще сообщил вам преподобный отец Ингильрам?
– Так, кое-что. И это кое-что мне совсем не нравится.
«Если Невиль сдастся и расскажет все сам, я останусь только доволен. Я не изверг, мне незачем обращаться жестоко с человеком, на племяннице которого я собираюсь жениться в самое ближайшее время», – размышлял Глостер.
Епископ снова пригубил вина и повернулся к Ричарду. Его страх как-то незаметно пропал.
– Magna est veritas, et proevalebit! [59] – воскликнул он и поднял на герцога свои зеленые глаза. – Спрашивайте, ваше высочество.
Он был спокоен и в душе поздравлял себя с тем, что успел сделать. Возможно, Анна и в самом деле уже во Франции. Но если она все еще в пределах королевства, то вряд ли Глостер сможет отыскать ее. Епископ перевел взор на пылающий в огромной печи огонь, разгоняющий сырость подземелья. На кованой решетке лежали клещи, губки которых уже раскалились в огне добела. И это укрепило его в выбранном решении. Анна далеко, и своим признанием он не повредит ей, зато спасет свою голову, а заодно и накажет кое-кого.
Между тем Ричард откинулся в кресле, вздернул подбородок и осведомился:
– Правда ли, святой отец, что Анна Невиль, вырвавшись из-под опеки Йорков, нашла убежище у вас и ныне вы скрываете ее от опекунов?
– Nego. [60]