— Да.
— Таким образом, доктор, вы подтверждаете, что существует масса причин, которыми можно объяснить странную траекторию пули?
— Видимо, да.
— Итак, доктор Люмбано, — в довершение сказал Джордан, поворачиваясь о объятиях Криса, — в предложенных альтернативных сценариях развития событий вы видели, что руки Кристофера Харта находились на спусковом крючке?
— Нет.
Джордан отошел от Криса и вернул пистолет на стол для улик. Его пальцы на мгновение задержались на холодном металле.
— Благодарю вас, — произнес он.
Крашеная блондинка за свидетельской трибуной жадно посмотрела на банку с миндалем, стоящую перед судьей, и подняла руку. Удивленная Барри оторвалась от своих записей.
— Да?
— Я хотела спросить… Если он ест орешки, может быть, и мне разрешат жевать жвачку? Я знаю все, что вы скажете… но если курить нельзя… я немного нервничаю… от всего этого… — Она захлопала глазами, как сова. — Можно?
К удивлению всех присутствующих, судья Пакетт засмеялся.
— Возможно, мисс Дибоннало, — произнес он, — я присажу вас на орешки. — Он дал знак судебному приставу подать свидетелю банку с орехами. — Боюсь, если вы будете жевать жвачку, ваши показания будет сложно понять. Но я с радостью поделюсь с вами вот этим.
Женщина немного расслабилась, пока не поняла, что колоть орехи нечем. К этому времени Барри уже готова была допрашивать свидетельницу.
— Назовите свое имя, адрес, род занятий.
— Донна Дибоннало, — отчетливо и громко произнесла та в микрофон. — Бейнбридж, Розервуд-вей 456. Работаю в «Золотой лихорадке».
— Что это за заведение «Золотая лихорадка»?
— Ювелирный магазин, — ответила Донна.
— Вы знали Эмили Голд?
— Да, она пришла в наш магазин, чтобы купить подарок на день рождения своему парню. Часы. Она хотела, чтобы на них была гравировка.
— Понятно. Что она хотела написать?
— Имя «Крис».
Донна покосилась на стол защиты.
— И сколько стоили часы?
— Пятьсот долларов.
— Ого! — присвистнула Барри. — Пятьсот долларов? Огромная сумма для семнадцатилетней девушки.
— Огромная сумма для любого. Но она сказала, что очень хочет сделать хороший подарок.
— Показания с чужих слов! — запротестовал Джордан.
— Поддерживается.
— Она вам сказала, зачем покупает часы? — спросила Барри.
Донна кивнула.
— Она сказала, что это часы ее парню на восемнадцатилетие.
— Она оставила особые указания?
— Да. Они записаны в квитанции. Если придется позвонить ей, чтобы уточнить что-либо о часах, — например, когда можно их забрать, — мы должны просто попросить к телефону Эмили, ничего не говорить о ювелирном магазине и часах.
— Она объяснила, почему хочет сохранить это в тайне?
— Сказала, что готовит сюрприз.
— Опять показания с чужих слов! — воскликнул Джордан.
Судья кивнул.
— Обвинение, подойдите ко мне.
Джордан с Барри бросились к нему плечом к плечу, не стесняясь в средствах для достижения цели.
— Либо вы изыщете другой способ, — предупредил Пакетт прокурора, — либо эти показания вычеркнут из протокола.
Барри кивнула и повернулась к свидетелю, Джордан опустился на свой стул.
— Позвольте, я перефразирую, — сказала она. — Каковы были полученные инструкции? Только дословно.
Донна нахмурилась, пытаясь вспомнить.
— Позвонить домой, спросить Эмили. По личному делу. Не говорить о причине звонка.
— Эмили говорила, когда у ее парня день рождения?
— Да, мы ведь должны были успеть сделать гравировку. Часы прибыли спецзаказом из Лондона. Мы должны были успеть к ноябрю.
— К какой-то определенной дате?
— На часах должна была стоять и дата рождения. Двадцать четвертое ноября. Она хотела, чтобы к семнадцатому ноября часы были уже в магазине — так у нас была бы в запасе неделя, на всякий случай. Потому что она планировала подарить их двадцать четвертого ноября.
Барри оперлась об ограждение у скамьи присяжных.
— Вы ожидали, что семнадцатого ноября Эмили приедет за часами?
— Конечно.
— Она приехала?
— Нет.
— Вы узнали почему?
Донна Дибоннало печально кивнула.
— Она умерла за неделю до этого.
Джордан еще минуту посидел и начал перекрестный допрос свидетеля. Из нее мало что можно было выжать.
Он медленно встал, колени хрустнули.
— Мисс Дибоннало, — учтиво начал он, — когда Эмили Голд сделала заказ?
— Двадцать пятого августа.
— Вы тогда впервые ее увидели?
— Нет. За неделю до этого она уже заходила прицениться.
— Она заплатила за заказ?
— Да, сразу всю сумму.
— Какой она показалась вам при встрече в августе? Счастливой? Веселой?
— Разумеется. Она очень радовалась, что нашла в подарок часы.
— Когда пришел заказ, мисс Дибоннало?
— Семнадцатого ноября. — Она улыбнулась. — Без накладок.
«Это еще как посмотреть», — подумал Джордан, но вежливо улыбнулся в ответ.
— А когда вы позвонили Голдам?
— Первый раз — семнадцатого ноября.
— Значит, между двадцать пятым августа и ноябрем вы с Эмили не общались?
— Нет.
— Когда вы позвонили Голдам, то что услышали в ответ?
— Откровенно говоря, ее мать мне нахамила!
Джордан сочувственно кивнул.
— Сколько раз вы звонили?
— Три, — хмыкнула Донна.
— На третий раз вы наконец рассказали миссис Голд о часах?
— Да, после того как она сообщила мне, что ее дочь умерла. Я была поражена.
— Значит, в августе Эмили выглядела абсолютно счастливой… и вы не контактировали с ней до ноября, когда, собственно, и узнали, что она умерла?
— Да, — подтвердила Донна.
Джордан засунул руки в карманы. Перекрестный допрос выглядел бессмысленным, но ему лучше знать. Он использует показания продавщицы в своей заключительной речи, чтобы указать на то, что за три месяца до смерти Эмили и не думала о самоубийстве. В действительности мысль покончить с собой могла прийти совершенно неожиданно, чем и можно объяснить тот факт, что ни учителя Эмили, ни ее подруги — даже собственная мать! — ничего не заметили.