Перец задумчиво сделал несколько пометок, исправил в нескольких абзацах имя старика на почтительное «мудрец». Однако совсем-то без имени никак не обойтись… А интервью было чертовски интересным.
Дело в том, что этот влиятельный в политических кругах рав с именем русской домработницы предсказывал будущее. Так и сыпал, так и сыпал… К нему записывались на прием политики, бизнесмены, писатели, киноактеры. Приезжало множество знаменитых проходимцев со всего мира. Говорят, Баба Мотя резал правду-матку и премьер-министру, и прочим высоким государственным чиновникам. К нему на прием записывались. Перец, например, ждал очереди полтора месяца. И сейчас он с некоторой растерянностью просматривал почти завершенный огромный материал, в своем роде сенсационный.
В интервью Баба Мотя много и подробно говорил на политические темы, предсказал несколько неожиданных перемещений в правительственных кругах, похвалил президента страны, посоветовал читателям, во что вкладывать деньги в будущем году. Предсказал падение биржи. Прогулялся как следует и по мировой политике. Например, заявил, что нынешнего американского президента переизберут еще на одну каденцию, — небеса поощрят его за хорошее отношение к Израилю…
— И в заключение, — задавал вопрос Перец Кравец, — религиозная тема. В последнее время обострился спор о приходе Машиаха. Увидим ли мы Мессию в ближайшее время или это дело отдаленного будущего?
— Мы живем в эпоху Мессии, — отвечал на это многоуважаемый рав Баба Мотя. — Я с огромным уважением относился к покойному Любавическому ребе, он был мудр и свят, но его приближенные, провозгласившие его Мессией, нанесли урон его светлому образу.
— Когда же явится Мессия? Известна ли вам дата?
— Точная дата мне неизвестна, но мы должны надеяться, что он может явиться в любой день.
— А как насчет великой войны между Гогом и Магогом, которая, согласно Писанию, должна предшествовать явлению Мессии?
— Война Гога с Магогом, о которой говорится в ТАНАХе, уже произошла. Это была «холодная война» между США и СССР. Об этом свидетельствуют и имена правителей того времени. Михаил Горбачев — тот, кого ТАНАХ назвал Магогом. Джордж (Георгий) Буш — это Гог. Гог одолел Магога в «холодной войне». Сейчас, до явления Машиаха, осталось только завершить мирный процесс. Поскольку Мессия может явиться только в мирную эпоху, как об этом сказано в Писании: «Миром явится, веселием встречен будет».
— Значит, мирный процесс приближает явление Мессии?
— Разумеется, — отвечал, улыбаясь, благообразный рав Баба Мотя, — нынешнее поколение евреев будет жить при Машиахе!
Вот эта последняя фраза в интервью с Бабой Мотей почему-то беспокоила Переца, и он не мог себе ответить — почему. Да-с… «Нынешнее поколение евреев будет жить при Машиахе». Ну что ж, вполне возможно… что же ему так мешает в этой фразе?..
Оставалось придумать название. Вообще-то Перец (человек и сам религиозный) не торопился бы так с определением сроков явления Мессии. В отличие от сефарда Бабы Моти, Перец был ашкеназом, человеком более скептического склада, кроме того, когда-то он был советским человеком, а это тоже многое объясняет… Но Перец Кравец и журналистом был, и хорошим журналистом. Он знал — как много значит для материала броское название.
Поэтому он помедлил, вздохнул легонько и написал: «Машиах решит все проблемы».
Пора было сдавать интервью в номер…
Тут в комнату влетел Лева Бронштейн, крикнул шепотом на лету:
— Молтобойцев идет! — И судорожно включил свой компьютер.
Уснувшего Гришу срочно растолкали, помогли подняться из-под стола, усадили за компьютер. И он, строго и пристально всматриваясь в экран, стал бодро стучать по клавиатуре.
Вошел сердитый невыспавшийся Молтобойцев, молча встал за Гришиной спиной. Минуты три он так стоял, не проронив ни слова. Одуревший Гриша со строгим лицом цензора, как заяц по барабану, стучал по клавиатуре…
Наконец Молтобойцев повернулся и так же молча вышел.
Сапожников продолжал таращиться в экран и колотить по клавишам. Перец Кравец поднялся и, вздохнув, сказал Грише негромко:
— Включи компьютер…
В этот момент в редакцию ворвался читатель Златовратский. Этот тип примерно раз в неделю присылал ругательное письмо. Часто давал телеграммы протеста. Но иногда приезжал из Петах-Тиквы собственной персоной. И тогда он обходил редакции всех русских газет.
— Где Молтобойцев? — закричал он, войдя в коридор. — Я приехал говорить с ним!
Разумеется, ни один из сотрудников «Региона» ни за что в жизни не осмелился бы привести Златовратского к кабинету главного редактора. Это можно было считать концом карьеры. Златовратского стали посылать из одной комнаты в другую. Он кричал — где Молтобойцев? Что за безобразие! Где скрывается Молтобойцев?!
Сергей Михайлович вышел из кабинета, подошел к титану, налил себе кипятку, аккуратно размешал в нем три ложки кофе.
— Где Молтобойцев?! — подскочил к нему Златовратский.
— А-хуево знает! — ответил меланхолично Молтобойцев и, взяв стакан, пошел по направлению к кабинету…
Вслед ему смотрел окаменевший Перец Кравец. А окаменел он потому, что вспомнил, как студентами пятого курса они с Белкой Розенфельд в поисках укромного местечка забрались на чердак его собственного дома. Там стоял вполне приличный продавленный кожаный диван. И обнимая Белку, придвигая ее к себе ближе и удобнее, он нащупал под ее горячей задницей картонный переплет какой-то книжки. Это оказался его старенький учебник за четвертый класс. И, радостно гогоча (разумеется, позже, когда выровнялось дыхание), они с Белкой хором прочитали на обложке ностальгический лозунг из своего кукурузного детства…
…Вечерняя смена подошла к концу. Было девять часов вечера. Внизу, у подъезда, иерусалимцев ждал микроавтобус. Ира из отдела распространения торопливо пудрилась, Гриша Сапожников поднял пустую бутылку «Голды» и расстроенно сказал:
— Это что же, я на весь день без выпивки остался?
В коридоре вдруг протопали шаги, и в комнату вбежал Бронштейн, пару часов назад благополучно ушедший домой.
На нем не было лица, он задыхался.
— Лева?.. — испуганно спросила Ирочка.
— Номер ушел? — тяжело дыша, спросил Лева. И когда услышал, что ушел, конечно же, — замычал, рот его перекосился, он рухнул в кресло.
Все, кто остался еще в редакции, обступили его. Кто расстегивал ворот рубашки, кто стакан с водой протягивал.
— Да что с тобой? — воскликнул Мишка Цукес, — что случилось-то?
— Не серные козы… — запинаясь, выговорил Лева. — Я вспомнил: не серные козы!..
— А кто?
— Не… не серные… козы! — Его взгляд был полон горя, настоящего, полновесного отчаяния. Все разом заголосили, успокаивая его, уговаривая, что дурак-читатель и сам ни хера не знает. Но Лева вырвал из нежных Ирочкиных лапок руку и с размаху стукнул себя кулаком по лбу.