– Но, тем не менее, вы, Хэл, женились именно по любви! Даже вопреки последней воле нашего отца!
Теперь лицо Генриха побагровело. Он был не просто рассержен – король был в гневе. В какой-то миг Мэри показалось, что он сейчас ударит ее. Она так испугалась, что ухватилась за стол, чувствуя, как подкашиваются ноги, но тем не менее с языка было готово сорваться все что угодно. И глаз она не опустила.
В этот момент раздался мягкий голос Катерины:
– Мэри, это твоя судьба, твое предназначение. А волю Господню не обсуждают и не критикуют.
Генрих сказал ледяным тоном:
– Катерина права, и вам, миледи, следует смириться. Все уже решено, поэтому ведите себя, как принцесса, а не девчонка из Саффолка...
– Лучше быть девчонкой из Саффолка, чем сестрой короля, которую считают бесчувственной пешкой и двигают по своему усмотрению!
– Но готовят в королевы, – неожиданно подал голос Вулси. Он даже улыбнулся Мэри. – А что бы вы сами пожелали для себя, принцесса?
Как ни странно, этот вопрос словно бы разрядил обстановку, в глазах короля даже мелькнуло любопытство. Мэри бросила украдкой взгляд на Брэндона, который не поворачивался, казалось, весь поглощенный чтением какого-то сонета. Но в этой его неподвижности угадывалось чудовищное напряжение, и Мэри поняла это. Как и то, что в её неравной борьбе он ей не помощник.
– Более всего я бы желала не являть собой разменную монету в политической игре и напомнить вам, государь брат мой, что мы с вами одна плоть и кровь, и что для меня нет большего удовольствия, чем остаться в Англии, при вашем самом блистательном дворе Европы, стать вашей подданной и придворной... Со временем я бы, конечно, хотела выйти замуж, но здесь, дома, в Англии, выйти за какого-нибудь достойного дворянина, верного моему брату, которого бы он счел достойным возвеличить до своей сестры...
Впервые за все время Брэндон поднял глаза, и она увидела мелькнувшее в них молчаливое предостережение... почти мольбу. Мэри вдруг заплакала.
Генрих смягчился. Он все же любил Мэри. Король знал, какая она импульсивная, непредсказуемая, своевольная... и упрямая, как все Тюдоры. По сути, в них было много общего. Но он – король Божьей милостью, а она женщина и обязана повиноваться.
Принцесса стояла перед ним, глотая слезы, которые все текли и текли. Генрих мягко взял её руки в свои.
– Мэри, сестрица, я твой брат, глава семьи, и я твой король. Поэтому подчинись и не настраивай себя на бунт. Я хочу, чтобы состоялась твоя свадьба с Людовиком, а значит, она состоится. Сейчас же ты пойдешь в часовню и поблагодаришь Благословенную Деву за выпавшую тебе честь, и пусть доброта Богоматери и её молитвы помогут тебе избавиться от спеси и дерзости. А сегодня после полудня я представлю тебя французам как невесту их короля – и ты, моя дорогая, ответишь своим согласием.
– Я этого не сделаю!
Генрих так сжал её пальцы, что ей стало больно. Она поглядела на него и вдруг увидела самые злые и жестокие глаза, которые ей когда-либо приходилось видеть.
– Ты поступишь, как тебе велят.
– Нет!
Вся её воля, вся её любовь, вся вера в себя... и, конечно же, выпитое вино, придали ей храбрости. Она решила выложить свой последний козырь.
– Я не могу этого сделать, ваше величество! Так как это противоречит всем Божеским и человеческим законам. Ибо для всех – ив Англии, и на континенте – я все ещё являюсь помолвленной невестой эрцгерцога Карла.
Она вырвала пальцы из рук Генриха, даже встряхнула ими, словно стряхивая нечто ненужное.
Генрих побледнел.
– Я расторгну эту помолвку!
– Когда?
У неё появился шанс выиграть время.
– Когда? Когда!.. – почти взревел король, и вдруг неожиданно понял, что она права. Он не может объявить её невестой Людовика, пока не будет официального разрыва с первым женихом Мэри.
– Это не заставит себя ждать, – крикнул он и сердито взглянул на Вулси. Как же его канцлер не позаботился о такой детали?
Но Вулси был не так прост. Он заверил его величество, что расторжение помолвки, которую никто уже не воспринимает всерьез, не займет много времени. Главное – заверить французов, что Мэри станет женой их короля.
– А если я этого не сделаю? – вскинула подбородок Мэри. – Ведь что такое Валуа? Стареющий король, родственники которого уже примеряют его корону. А Карл Габсбург... Во-первых, он по возрасту для меня предпочтительнее, чем Людовик. Во-вторых, у Людовика есть лишь Франция. Карл же наследует несметное состояние, огромное количество титулов и земель. По своему отцу Филиппу он получит Голландию, Нидерланды, Австрию, плюс имеет шанс быть избранным императором Германии. А по матери он имеет права на испанский трон, на испанские земли в Италии, и на все колонии за морем. Когда он все это получит, то будет владеть половиной христианского мира. И я бы хотела владеть этим вместе с ним.
Она умолкла, оглядела всех, оставшись довольной впечатлением, произведенным её словами. Генрих явно растерялся, Катерина улыбалась, а Брэндон поглядел в ее сторону с явным уважением. Лишь Вулси усмехнулся, вновь понюхав яркий апельсин.
– Миледи, неужели вы думаете, что король и я не обсуждали ваш брак с эрцгерцогом? Но, во-первых, Карл все ещё не в том возрасте, когда вступают в брак, но уже за это время его советники несколько раз отговаривали его, пытались разорвать ваш брачный контракт. Карл сватался и к французской принцессе и к инфанте португальской, он явно не жаждет видеть своей женой Мэри Тюдор. К тому же Англия ничего не выиграет от союза с ним, ибо вся наша внешняя политика свидетельствует, сколь непрочен будет сей альянс. Испания и Австрия не раз предавали нас, несмотря на то, что наш король Генрих женат на их родственнице. Валуа же дает нам такие гарантии... и принял столь выгодные для Англии условия, что не может быть и сомнения, сколь выгоден этот брак. Сумма в полтора миллиона дукатов и французские порты, которые отойдут к Англии – это ли не повод, чтобы вы, как сестра нашего монарха, не желали для своей страны этих преимуществ?
Чертов поп, он бил её той же картой. Именно по её инициативе были выставлены эти условия, которые старый Валуа безоговорочно принял. К тому же стоило Вулси упомянуть об измене родни королевы, как Генрих больше не колебался. Убитая горем Мэри покинула апартаменты королевы. Вот он – конец её надеждам, её любви... Амбициозные планы Генриха встали между ней и тем кого она любила.
Но в положенный час её высочество не явилась, сославшись на плохое самочувствие. Но старый трюк с симуляцией, к которому она столь часто прибегала в детстве, сейчас не возымел действия. Генрих дал прилюдно свое согласие на её брак, более того, велел, чтобы в Лондоне по этому поводу звонили в колокола и в церквях пели «Те Deum» [10] . А потом узнал, что Мэри отказывается в знак протеста принимать пищу. Когда Генрих пришел к ней, она даже не повернулась к нему. Но король был настроен решительно и целый вечер в покоях принцессы стоял крик и плач, когда в принцессу насильно впихивали еду, несмотря на то, что она вырывалась и выплевывала пищу. Генрих сам запрокидывал ей голову, едва не задушив.