— Эй, слушай старый, слушай, малый,
Рассказ про случай небывалый,
Что сделал зятем короля
Неисправимого враля.
Сидящие у огня начинали улыбаться, и Гита улыбалась вместе с ними. Ах, какая же чудесная у нее была улыбка! Словно весна, наступившая после дождливой зимы.
А эта зима как раз такой и выдалась — долгая, сырая, с бурными ветрами и затяжными дождями со снегом. И всякий раз, когда я пытался заговорить о наших отношениях, леди Гита давал мне понять, чтобы я не питал никаких надежд.
О нет, я не докучал ей своей любовью. Я брал малышку Милдрэд на руки, и мне становился в радость даже нескончаемый зимний дождь, и не наводила уныние вечная туманная хмарь над фэнами.
Но едва засияло солнце и зазеленели луга, пришла весть, что из-за моря в Норфолк вернулся Эдгар Армстронг…
* * *
На следующее утро меня не стали тревожить, решив, что я отсыпаюсь после празднества. Оттого и не больно таились в разговорах — тут я и услышал, как кто-то обмолвился: вот, глядишь, и леди Гите выпало немного счастья.
Но на говоруна мигом цыкнула Эйвота — уймись, не привели Господь, Ральф услышит. На что рив Цедрик заметил:
— Парень и без того не слепой. Видали, каким он явился под утро?
Последовавшее за этим молчание можно было расценить как сочувственное. Но мне-то что за дело до их сочувствия? Мое сердце кровоточило.
Я припомнил, как повела себя леди Гита, когда стало известно о возвращении Эдгара. Неужели она и в самом деле надеялась, что оставивший ее любовник прямо с корабля бросится в Тауэр Вейк? Или она запамятовала, что супругой графа перед Богом и людьми является миледи Бэртрада?
А вскоре мы узнали, что Эдгар собирается устроить большую ярмарку в Гронвуде, и леди Гиту это воодушевило.
— Превосходно! Мы немало сэкономим, если шерсть этого настрига повезем не в Норидж или Ярмут, а в Гронвуд.
Собираясь на торг, она была необычайно оживлена и даже надела новое голубое платье-блио, сделавшись похожей на знатную нормандку.
Помнила ли она обо мне в эти минуты, замечала ли вообще мое существование? Видела ли отчаяние в моих глазах? Смею надеяться, что да. Потому что однажды, внимательно поглядев на меня, она вдруг бросилась в свои покои, словно чего-то испугавшись. А к вечеру неожиданно выразила желание посетить обитель Святой Хильды.
— Леди Гита поехала повидать сестру Отилию, — пояснила за ужином словоохотливая Эйвота. — Но что, спрашивается, понадобилось миледи от этой святоши? Ничему путному она не научит — вот разве что читать свои заунывные литании.
Леди Гита вернулась из монастыря только на другой день, спокойная и умиротворенная, и так же она вела себя и на ярмарке в Гронвуде. С покупателями обращалась с обычной деловой хваткой, в чем-то уступая, а иной раз не соглашаясь. Я плохо разбирался в этих тонкостях, но видел, что обе стороны — и моя госпожа, и эти фламандцы — довольны сделкой. Я как раз отправился за вином, чтобы мы могли выпить за удачную сделку, когда неожиданно появился Эдгар.
Буду справедлив — этот сакс в роскошной одежде, с не по здешнему смуглой кожей и прозрачно-синим взглядом, с горделивой осанкой и разворотом плеч настоящего мастера фехтования на тяжелых мечах выглядел истинным лордом.
Моя госпожа держалась с ним любезно — но и только. Даже я с моей ревнивой подозрительностью не заметил в поведении этих двоих ничего предосудительного. И столь же сдержанной она оставалась весь день — с удовольствием обсуждала подробности удачной сделки, и даже я удостоился похвалы за расторопность.
Но уже вечером, когда мы сидели вдвоем за трапезой, в ней как будто что-то сломалось. Плечи леди Гиты поникли, как под непосильным бременем. Я испугался, что она упадет, бросился к ней и подхватил безвольно обмякшее тело. Хозяйка Тауэр Вейк дрожала и всхлипывала в моих объятиях, и мне пришлось уложить ее в постель и кликнуть девушку-служанку.
В ту ночь я долго лежал без сна. Мне было совершенно ясно, что происходит с моей возлюбленной, но от этой ясности мне было так скверно, как никогда прежде. Когда же я достиг последних пределов отчаяния, дверь скрипнула, и на пороге появилась леди Гита — в одной рубахе, босая, с распущенными сияющими волосами. Я изумленно смотрел, как она приближается к моему ложу.
— Ральф, прошу тебя… Обними меня… Будь со мною нежен…
Я не поверил своим ушам, и тогда она сама приникла ко мне. И какие же пламенные уста оказались у холодной Феи Туманов!
Одному Богу ведомо, чего мне стоило не наброситься на нее сразу же со всей яростью раскаленной страсти. Прежде у меня было немало любовниц, и все они полагали, что я ласков и бережен в любви, но как давно я не знал иных женщин, полностью поглощенный своей любовью к леди Гите!
Обожаемая и желанная — она сама упала мне в руки, как созревший плод, и я поцелуями и ласками пытался вдохнуть жизнь в ее странно покорное и ослабевшее тело. И вот наступил момент, когда ее дыхание участилось, блаженно опустились тяжелые ресницы, и я… О, я пребывал на небесах!
Та ночь была упоительна. Снова и снова я видел, как от моих ласк пробуждается и оживает ее дивная чувственность. Мне и в мечтах не виделось, что леди Гита может оказаться такой. Бесследно исчезли ее сдержанность, спокойствие, замкнутость — передо мною была пылко отзывающаяся на малейшее прикосновение страстная любовница.
Я не помнил, как и когда заснул.
Разбудил меня Утрэд, сообщив, что госпожа уже собралась в путь и ожидает меня внизу. Ничего не соображая спросонок, я сбежал по ступеням.
Гита, уже в дорожной накидке, держала под уздцы оседланную лошадь и, заметив меня, тут же отвела глаза. Улыбаясь, я шагнул к ней — но вместо пылкого приветствия услышал, что она вынуждена немедленно уехать, а мне поручается проследить за отправкой проданной партии шерсти.
— Гита! — не выдержав, перебил я. — Как это понимать?
— Не сейчас, Ральф, — проговорила она. — Мы все обсудим позже.
Уж не целомудрие ли заговорило в моей госпоже после столь безумной ночи? И я не стал ни на чем настаивать, полагая, что время все расставит на свои места
В тот день даже встреча с Эдгаром не доставила мне неприятных минут. Граф выглядел, как побитая собака, и беспрестанно повторял в растерянности: «Уехала… Почему? Что же случилось?».
Я же пребывал в настолько приподнятом состоянии, что, повстречавшись на ярмарке с леди Бэртрадой, приветствовал ее со щегольской лихостью.
Бэртрада взглянула на меня, не скрывая удивления.
— Превосходно выглядишь, Ральф. Красивая одежда, новехонькие сапоги. И волосы отпустил, как крестоносец… или, скорее, как сакс, — добавила она с насмешкой.
Я заметил на это, что теперь есть кому обо мне позаботиться.
Бэртрада улыбнулась незнакомой улыбкой, похожей на гримасу — должно быть ей мешал этот розовый шрам над верхней губой. Уж не поколачивает ли ее Эдгар? Во всяком случае, я уже не находил графиню Норфолкскую столь привлекательной, как прежде.