– А откуда вообще взялись эти угры? И что заставило их целыми родами покидать прежние земли и искать новые?
Похоже, это интересовало не только младшего княжича, но и его отца, да и остальных варягов, желавших узнать, на кого они идут.
Тут уж Игорь с Ингельдом, не раз ходившие с дружинами в степи и знавшие об уграх не понаслышке, стали рассказывать наперебой. Дескать, угры долгое время жили в степях, кочуя от хазарских границ до самого Понтийского моря, разводили превосходных коней, торговали, совершали при случае набеги. Но потом пришла к ним беда, и имя этой беде – печенеги. Это злобный и дерзкий народ, который долгое время жил к востоку от хазар, но теперь, когда хазары стали брать печенежских мужчин в свои войска, печенегам разрешили, минуя саму Хазарию, селиться на плодородных землях южных степей. Там они и столкнулись с уграми. Долгое время воевали с ними за кочевья, пока печенеги не стали побеждать, и угры благоразумно решили уйти в другие края. И вот сорвались они с мест целыми родами и пошли на север. Так дошли до Руси…
Далее уже следовало известное. Прибыв небольшими родами с просьбой помочь им переправиться через Днепр, угры стали оседать под Киевом, а к ним шли и шли новые, пока их сила не стала угрожать самому стольному граду.
– И только объединив силы русов, – говорил Игорь, видя одобрение в глазах Вещего Олега, – мы сможем отогнать пришлых. Ибо если они останутся, не один Киев падет, даже до Смоленска вольного докатится война, и мало кому от того будет прок.
Князь Эгиль задумчиво поглаживал золотистую бородку.
– Сдается мне, что, и отделавшись от угров, мы не будем знать покоя от набегов из степи. Хазары кочующие, да еще эти печенеги… Помнится мне, еще Аскольд бился с ними, даже смог отогнать.
По лицу Олега мелькнула тень недовольства. Он всегда ощущал досаду, когда при нем хвалили погубленного им предшественника. И князь заговорил о другом:
– Не стоит думать о том, что еще грядет. Наша главная задача – угры. А остальное… Что ж, боги не зря сталкивают смертных, чтобы узнать, кто из них достоин победы и славы. Только победившего и любят небожители, посылая милости.
– Но если мы все решаем сами, – подался вдруг вперед Асмунд, – за что такой почет небожителям?
На него поглядели странно. Пострадавшему по воле богов юноше не следовало отрицать их силу. И чтобы отвлечь князей и воевод от неразумного высказывания младшего сына, Эгиль заговорил о том, что сейчас было более насущным: о брачном договоре между Игорем и Светорадой.
Игоря это, казалось, должно было интересовать больше всего. Однако он еще не видел своей суженой, брак считал делом, навязанным ему, и почти с завистью посмотрел на Ингельда, которому позволено было удалиться. Игорю же пришлось внимать всему, что обсуждали князья. Да и бояре вдруг проявили интерес к договору, а оставленный на совете молодой волхв записывал все решения на липовых дощечках особыми резами. [65] Конечно, подобные сговоры всегда сопутствуют обручению, особенно если речь идет о сватовстве детей знатных родов. И Игорь внимательно слушал о том, что весь Днепр от Киева и Смоленска отныне будет принадлежать ему, кроме уделов, оставленных Эгилем старшему сыну. В самом Смоленске власть по-прежнему будет за Эгилем и Гордоксевой до конца их дней, и только после их кончины княгиней тут станет Светорада. Именно она будет решать судьбу отцовского наследства, и если она будет согласна с распоряжениями мужа, то велит подчиняться и своему городу, если же увидит в чем-то ущемление выгод вольного Смоленска, то может и не передавать его приказы, позволив смолянам поступать по-своему. Это было очень выгодно городу, особенно если учесть, что советником сестры и правящим посадником тут останется мудрый Асмунд. Далее обговаривалось, что после смерти Игоря и Светорады оба города достанутся их детям, и только если этот брак будет бесплодным, смоленские земли перейдут к детям Ингельда. Если же и брак Ингельда («А Ингельд-то и не помышляет пока о женитьбе», – со вздохом подумал Игорь) окажется бесплодным, то права на Киевский и Смоленский престолы могут предъявить сводные брат и сестра Игоря от второго брака его матери Эфанды – тоже Игорь и Предслава, живущие ныне в Новгороде. Игорь нахмурился. Получалось, что Эгиль предусмотрел права на Смоленское княжество в обход его кровной новгородской родни. Однако, поразмыслив, Игорь решил, что ничего худого в том нет, недаром же Олег оставался спокоен. Да и о какой утрате прав на престол потомков Рюрика идет речь, если вряд ли у такой пары, как Игорь и Светорада, не будет потомков. У Игоря и сейчас в детинце Киева живут его дети, а Светорада дочь известной своей плодовитостью Гордоксевы. Так что волноваться пока нечего. Если чьи-то права и ущемлены, то только Асмунда, ибо никто не верил, что когда-нибудь младший княжич обретет силу и сможет возлечь с женщиной.
Игорь с невольной жалостью взглянул на Асмунда. Тому уже миновало двадцать, но выглядел он совсем отроком. Лицо гладкое, тело тонкое, плечи узкие, а свисающие с подлокотника кресла кисти рук с длинными, белыми и холеными пальцами, никакие напоминали руки воина, державшие меч и весло. Даже гладкие русые волосы, красиво схваченные вокруг чела золоченым обручем, придавали облику Асмунда нечто девичье. Зато в синих, как у отца, глазах светились ум и сила, несколько неожиданная для увечного. Олег еще раньше говорил Игорю, что Асмунд не по годам умен и Эгиль в делах правления имеет обыкновение советоваться с младшим сыном, но Игорю это было все равно. Пусть Эгиль готовит своего сына калеку в посадники, сильному Игорю такой в Смоленске будет даже кстати.
Но тут Асмунд неожиданно задал вопрос, поразивший всех:
– Почему в договоре ничего не сказано о судьбе Смоленска, если брак Игоря со Светорадой по какой-то причине не состоится?
Все посмотрели на юношу, потом стали переглядываться. Игорю даже показалось, что в глазах Олега мелькнуло неожиданное веселье. Но лишь на миг. И это озадачило Игоря.
– Как так не состоится? – спросил кто-то из смоленских бояр. – Волхвы предрекли удачу союзу стольного Киева с вольным Смоленском.
Другой же сказал:
– Если не состоится, то нет и никакого договора.
– Нет, не так, – подал голос Олег, откидываясь на спинку кресла. При этом он смотрел только на Асмунда. – Если брак не состоится, то мы не поспешим спрашивать волю богов, а взвесим все и решим, по чьей вине был нарушен договор. Если он будет расторгнут по воле Игоря, то Смоленск выйдет из-под его руки и Игорь вернет все, что было выдано нами воинам, идущим на угров.
При этих словах Игорь встрепенулся, понимая, что такой уговор ему невыгоден – таким образом он попросту привязывает его к Светораде Смоленской. И он с некоторой запальчивостью спросил: а что ожидает Киев, если расторгнуть брачный договор придет на ум Светораде или ее родне? Сказав эти слова, он даже покраснел, словно устыдившись такой возможности, когда кто-то пожелает отказать ему, русскому князю! И чтобы скрыть возникший страх, добавил: