– Это болгары, – пояснил Николай, увидев, как княжна повернулась в сторону богато одетых мужчин с длинными вислыми усами. Все они были в роскошных меховых папахах. – Посланцы царя Симеона. [87] Надо бы проследить, чтобы наш красавчик Александр не поссорился с ними, – негромко проворчал Николай, но Светорада все же расслышала его слова.
– Вы и это возлагаете на меня? – спросила почти заинтересованно.
Широкие брови Николая удивленно выгнулись. На княжну глянул с легким недоумением.
– Разве я неясно выразился? Тебя, девочка, должен интересовать только наш божественный император. С посланцами же Симеона сегодня будет общаться Евстафий Агир. Кстати, девочка, я в курсе, что ты знакома с нашим проэдром, но советовал бы держаться с ним попрохладнее. Он и так уже осмелился высказать сегодня базилевсу, что Ипатий Малеил недоволен тем, что его невесту решено оставить в Палатии. Агир слишком дерзок, как и все в его роду. Думают, что древность их рода поможет им против гнева автократора.
– Он хороший друг Ипатия, – негромко сказала Светорада, на что патриарх сухо отметил, что ей менее всего сейчас стоит заботиться о престарелом Ипатии. Слово «престарелый» он произнес с нажимом.
«Ну и заноза же этот священник», – даже обиделась за Ипатия княжна, но вслух спросила, что посоветует ей его святейшество насчет жены Агира, Анимаисы, которая не сводит с нее выжидательного взгляда.
– О, эта… – прищурился в сторону важной матроны патриарх. – Думаю, тебе следует с ней подружиться – только пойми правильно слово «подружиться». Достойная жена проэдра куда более сговорчива, нежели ее муж, она сможет тебе кое в чем помочь, если поймет, что чаша весов склоняется в твою сторону. Эта Анимаиса страсть как хочет стать зостой патрикией [88] при дворе, а вот кто за нее похлопочет, ты или Зоя, это еще вопрос. Так что ты можешь использовать Анимаису как шпионку. Но учти, пока ты не в силе, она будет служить одинаково как тебе, так и этой блуднице Карбонопсине, которая жаждет надеть венец августы. [89] Ну, это мы еще поглядим, – закончил он, окинув Светораду оценивающим взглядом, а затем удовлетворенно кивнул каким– то своим мыслям.
После этого они со Светорадой не разговаривали, и через какое– то время, поняв, что Николай ей больше ничего не скажет, княжна отошла к делавшей ей знаки Анимаисе.
– На тебя все обращают внимание, Ксантия, – обмахиваясь вышитым веером, заметила та. – А император уже несколько раз справлялся о твоем самочувствии и о том, будешь ли ты на пиру.
– А кесарь? – не удержалась от вопроса княжна. – Что говорит обо мне кесарь?
– Александр? Гм. По крайней мере сегодня он больше всего занят этим Гаврилопулом, которого обошел на скачках. Говорит, что тот истинный ромей, гордый, умелый и не раболепный, как большинство из тех, кого приближает к себе его брат. Однако отчего вы спросили про кесаря?
Светорада неожиданно смутилась. Конечно, в глазах всех этих царедворцев значение имеет только сам автократор, а не заслоненный его властью самбазилевс. Но разве трудно понять, что молодой и красивый Александр куда интереснее невзрачного Льва? И Светорада ушла от ответа, заметив Анимаисе, что та зря надела в столь жаркий день соболиное оплечье.
– Зато я не появляюсь на люди в одеянии, в котором меня уже видели, – тут же съязвила жена проэдра и демонстративно скользнула взором по наряду княжны.
Обе женщины замолчали, причем Анимаиса столь яростно стала обмахиваться веером, что ее меховая опушка украшенного каменьями оплечья заколыхалась, как лес в бурю.
В большинстве своем ромеи были одеты немыслимо дорого. Их роскошные тяжелые одежды скрывали тела, а высокие головные уборы, казалось, увеличивали головы – вместилища духа, как они говорили. Здесь присутствовали самые важные и именитые сановники – гордые, ощущающие себя частицей могущественнейшей империи. Они переговаривались, обсуждая, кто какое место займет у золоченого трона, на котором будет восседать Лев Философ. Они затрагивали расхаживающего среди собравшихся гостей препозита Зенона, которому надлежало рассадить вельмож на пиру. Сам Зенон выглядел озабоченным и все время сверялся со свитком, в который то и дело что– то записывал, делал кое– какие пометки, вновь и вновь оглядывая гостей. Когда он подошел к Светораде и сообщил, что ей нужно остаться в главном зале Хрисотриклиния, Анимаиса, сообразив, что место этой выскочки княжны будет не последним, тут же ласково обняла Светораду и стала просить Зенона посадить их рядом, ведь они подруги как– никак. Светорада заметила вопрошающий взгляд Зенона и согласно кивнула: в конце концов, советы Анимаисы ей могут пригодиться.
– Ах, вы такая милая, Ксантия! – просто расцвела жена проэдра, отчего ее мелкие зубки сверкнули, как у хищного зверька. – Скажу, что даже мой Евстафий не сумел бы добиться подобного решения от этого зануды Зенона. А так мы будем сидеть за столом самого императора! Причем, как я поняла, место рядом с нами будет принадлежать милейшему юноше Иоанну Куркуасу. Он сейчас на короткой ноге с кесарем, да к тому же один из самых завидных женихов в Константинополе. Надо будет напомнить ему о моей дочке Пульхерии, с которой Иоанн некогда дружил, даже обменивался свитками античных стихов. Ах, наша Пульхерия такая образованная, такая воспитанная и так хороша собой, что из нее выйдет вполне добродетельная и милая жена. Породниться же Агирам и Куркуасам было бы более чем желательно.
Похоже, Анимаиса могла говорить без передышки. Светорада слушала ее, машинально следя за тем, как одетые в белоснежные туники слуги расставляют на столах подносы с румяными булками и фрукты в плетеных корзинках, как разносят в хрустальных высоких графинах прохладную воду. Здесь было весьма жарко, ее нарядное платье почти не пропускало воздух, а потому Светорада решила подозвать жестом одного из слуг. Но в этот миг раздался громкий звук трубы, присутствующие повернулись в сторону расположенной на возвышении золоченой двери, и, едва створки стали раскрываться, все как один согнули спины в поклоне.
Чей– то громкий голос объявил:
– Преклоните главы! Ибо грядет благочестивейший!
Незримый хор пел многие лета, из открытой двери потянуло прохладным сквозняком, и Светорада сладостно вдохнула его, ибо от духоты и запаха благовоний у нее уже ломило в висках. Наконец пение смолкло и всем было позволено выпрямиться.
Базилевс сходил по мраморным ступеням осторожно, как будто боялся упасть. Одной рукой он придерживал блистающий каменьями лор, другую держал чуть согнутой, и на нее изящно опиралась Зоя Карбонопсина. Вся в алых одеждах и высоком венце, она держалась так горделиво, словно уже носила звание августы. За ними с невозмутимым видом спускался советник Самона, и только позади него, скромно потупив очи, шла укутанная в длинное темное покрывало из шелка жена кесаря София Дука. Александра, ради которого затевался этот пир, с ними не было.