Он сгорбился над библиотечным терминалом, фоновизор скрывает глаза и уши, плоский экран, как обычно, выключен, чтобы никто не проследил направление его поисков. Как будто что-то в базе данных может быть личным. Как будто Энергосеть не станет дозировать каждый факт, который стоит скрыть.
Она уже научилась не беспокоить его, когда он вот так работает. Карл там охотится и бесится от любой помехи, словно файлы, которые он ищет, каким-то образом убегут, если взглянуть в другую сторону. Она не трогает его. Не проводит нежно пальцем по руке, не пытается размять мышцы на плечах. Теперь нет. Есть ошибки, на которых Лени все-таки учится.
На самом деле он странным образом беспомощен; отрезан от остальной станции, слеп и глух в присутствии людей, которые ему никоим образом не друзья. Брандер может подойти к нему сзади и вонзить нож в спину. Тем не менее все оставляют его в одиночестве. Как будто сенсорное изгнание, сознательно выбранная ранимость — это своего рода бесстыдный вызов, и никому не хватает духу его принять. И поэтому Актон сидит за клавиатурой — поначалу печатая, а сейчас уже пронзая ее пальцами — в своей собственной инфосфере, и его слепоглухое присутствие каким-то образом доминирует над всей кают-компанией, превышая все возможности его физических размеров.
— СУКА!
Он срывает фоновизоры с лица и обрушивает кулак на консоль. Не образуется даже трещинки. Прожигает взглядом помещение, белые глаза пылают и замирают на Накате, копающейся на камбузе. Лени мудро старается на него не смотреть.
— Сволочи, эта база данных такая древняя! Нас засовывают в глубокую черную задницу на месяцы и даже не дают связи с сетью!
Наката разводит руками и нервно говорит:
— Интернет заражен. Они нам отсылают вычищенные загрузки каждый месяц или около то…
— Я, сука, прекрасно это знаю, — голос Актона неожиданно зловеще спокоен.
Элис улавливает намек и благоразумно замолкает.
Он встает. Вся комната словно усыхает вокруг него.
— Мне нужно выбраться отсюда, — произносит он наконец. Делает шаг к лестнице, оглядывается на Кларк. — Идешь?
Та качает головой.
— Поступай как тебе угодно.
Может, Карако. В прошлом та вроде хотела поговорить.
Правда, Лени никогда не реагировала на ее попытки. Но все меняется. Нет больше двух Карлов Актонов. Они были; во всех ее любовниках жило по два человека. Всегда был носитель, некая привлекательная оболочка, чье лицо и имя ничего не значили, так как могли трансформироваться без всякого предупреждения. И, обеспечивая преемственность, за каждой парой мигающих глаз жила тварь, существо, которое никогда не менялось. Но, честно сказать, Лени не знала бы, что делать, если бы это все-таки случилось.
Теперь же все оказалось по-другому: существо вышло наружу. Пока оно не выказывает признаков насилия, но обладает рентгеновским зрением, и от этого все может стать гораздо хуже.
Лени всегда спала с тварью внутри. До недавнего времени она предполагала, что это от недостатка альтернатив.
Она вежливо стучит по люку каюты Карако:
— Джуди? Ты там?
По идее, должна быть: на «Биб» ее нет, на сонаре никаких следов.
Нет ответа.
«Дело может подождать.
Нет. Я и так уже слишком долго ждала.
А как бы я чувствовала себя, если бы?..
Она — не я».
Люк закрыт, но не задраен. Кларк приоткрывает его на пару сантиметров и заглядывает внутрь.
Каким-то образом им это все же удается. Элис Наката и Джуди Карако переплелись друг с другом на крохотной койке. Их глаза беспокойно мечутся под сомкнутыми веками. Сонник стоит на страже рядом с ними, его щупальца тянутся к их телам.
Кларк позволяет люку с шипением захлопнуться.
«Ладно, все равно глупая была затея. И чего она такого знает?»
Хотя ей действительно интересно, сколько они уже вместе. Она даже ничего не заметила.
— Твой парень не явился, — передает Лабин. — Мы должны были добавить охладителя на «семерку».
Кларк вызывает топографический дисплей.
— Как давно?
— В четыре ноль-ноль.
— Ясно.
Актон опаздывает уже на полчаса. Это необычно, сейчас он из кожи вон лезет, чтобы соблюдать пунктуальность, неохотно уступив Кларк ради групповых отношений.
— На сонаре его не вижу. Если только он не лежит где-нибудь на дне. Повиси на связи.
Она выглядывает из рубки:
— Эй. Кто-нибудь Карла видел?
— Он ушел не так давно, — отзывается Брандер из дежурки. — Кажется, у него работа на «семерке».
Кларк снова включает канал Лабина:
— Его здесь нет. Брандер говорит, он ушел недавно. Продолжаю искать.
— Ладно. По крайней мере, его трупный датчик не сработал.
Кларк не может понять, считает ли Лабин это хорошей или плохой новостью.
На краю зрения какое-то движение. Она отрывается от экрана, в проходе стоит Наката.
— Нашла его?
Кларк отрицательно качает головой.
— Он был в медотсеке перед уходом. Вскрыл себя. Сказал, что чего-то там подкручивает, улучшает…
«О господи».
— Сказал, что снаружи показатели растут, но подробно не объяснил. Сказал, покажет мне позже. Может, что-то пошло не так.
Экран внешней камеры, вид снизу. Изображение мерцает, потом проясняется: на дисплее зубчатый круг света лежит на плоской илистой равнине, рассеченный острыми тенями причальных кабелей. На его границе распростерлась лицом вниз черная человеческая фигура, обхватив голову руками.
Лени врубает ближнюю акустику:
— Карл, Карл, ты меня слышишь?
Он реагирует. Голова поворачивается, смотрит на прожекторы; линзы отражают невыразительное белое сияние в камеру. Его трясет.
— Вокодер, — говорит Наката.
Из колонок несется звук, тихий, повторяющийся, механический.
— Похоже, заело…
Кларк уже в дежурке. Она понимает, что говорит механизм Актона. Понимает, потому что это самое слово снова и снова раздается в ее голове.
«Нет. Нет. Нет. Нет. Нет».
Никакой видимой двигательной недостаточности. Он сам смог вернуться; даже замер, когда Кларк пытается ему помочь. Сдирает с себя оборудование и без слов следует за ней в медотсек.
Наката дипломатично закрывает за ними люк.
Теперь он сидит на диагностическом столе с непроницаемым выражением лица. Кларк прекрасно знает процедуру: снять костюм, вытащить линзы. Проверить автономную реакцию зрачка, рефлексы. Уколоть, взять необходимые образцы: газы крови, ацетилхолин [26] , гамма-аминомасляная кислота [27] , молочная кислота.