Она садится рядом с ним. Не хочет вынимать его линзы. Не хочет видеть, что скрывается под ними.
— Твои ингибиторы, — наконец выговаривает Лени. — Насколько ты сократил подачу?
— На двадцать процентов.
— Прекрасно. — Она пытается легонько его коснуться. — По крайней мере теперь ты знаешь предел. Просто восстанови подачу до нормы.
Он почти незаметно качает головой.
— Почему нет?
— Слишком поздно. Я перешел через какой-то порог. Мне кажется… это уже необратимо.
— Понятно. — Она робко накрывает его руку своей ладонью. Карл не реагирует. — Что ты чувствуешь?
— Я слеп. Глух.
— Но это же не так.
— Ты спросила, что я чувствую, — говорит он по-прежнему без всякого выражения.
— Вот. — Она снимает магнитно-резонансный шлем с крючка.
Актон позволяет закрепить его на черепе.
— Если что-то не в порядке, это должно…
— Что-то не в порядке, Лен.
— Так.
Шлем передает данные на диагностический экран. Кларк обладает теми же медицинскими знаниями, что и все рифтеры, знаниями, вбитыми в мозг машинами, взломавшими ее сны. Но все равно голые данные ничего ей не говорят. Проходит почти минута, прежде чем система выводит заключительный анализ.
— Уровень синаптического кальция очень сильно понижен. — Она осторожно не показывает своего облегчения. — Ну это имеет смысл, я так полагаю. Нейроны слишком много работают и поэтому выдыхаются.
Он, ничего не говоря, смотрит на экран.
— Карл, это нормально, — Лени склоняется к его уху, держа руку на плече. — Это исправится само собой. Просто выставь нормальный уровень ингибиторов. Потребление пойдет вниз, запас восстановится. И никакого вреда.
Актон опять качает головой:
— Не сработает.
— Карл, посмотри на данные. С тобой все будет в порядке.
— Пожалуйста, не касайся меня, — говорит он, не двигаясь с места.
Кларк замечает кулак прежде, чем тот бьет ее в глаз. Она отшатывается назад к переборке, чувствуя спиной какую-то выступающую заклепку или вентиль. Мир тонет во взрывах прозрения.
«Он сорвался, — отрешенно думает она. — Я победила». Колени подгибаются, Лени соскальзывает по стене, с глухим стуком оседает на палубу. Не издает ни звука и считает это предметом какой-то странной гордости.
«Интересно, что я сделала? Почему он сошел с катушек?»
Она не может вспомнить. Кулак Актона, кажется, выбил последние несколько минут из головы.
«Только это неважно. Просто старый, привычный танец».
Но в этот раз кто-то решил встать на ее сторону. Слышатся крики, звуки потасовки, тошнотворно-неприятный стук плоти о кость, а той — о металл, и в кои-то веки ничего из этого не принадлежит ей.
— Ах ты, членосос! Да я тебе сейчас яйца оторву!
Голос Брандера. За нее вступился Брандер. Он всегда был галантным. Кларк улыбается, чувствуя во рту привкус соли.
«Естественно, он так и не простил Актону ту стычку из-за мешкорота».
Зрение постепенно проясняется, по крайней мере, один глаз начинает видеть. Она видит перед собой ногу, другую сбоку. Лени поднимает голову: ноги встречаются в промежности Карако. Актон и Брандер тоже находятся в ее каюте; поразительно, как они вообще все сюда поместились.
Карл с окровавленным ртом в тяжелом положении. Брандер держит его за горло, но Актон сжимает его запястье и прямо на глазах Кларк второй рукой наносит удар ему в челюсть.
— Остановитесь, — бормочет она.
Карако дважды быстро бьет Карла в висок, голова того резко уходит влево, он рычит, но руку Брандера не отпускает.
— Я сказала, остановитесь!
На этот раз ее слышат. Борьба затихает, останавливается; кулаки все еще подняты, захваты не разжаты, но все в каюте смотрят на Лени.
Даже Актон. Кларк ищет взглядом его глаза, пытается увидеть, что там, за ними. Ничего нет, только сам Карл.
«А ведь тварь там была. Я уверена. Рассчитывала, что из-за нее он влезет в проигрышную схватку, а она свалит…»
Кларк, опираясь на переборку, медленно встает на ноги. Карако отходит в сторону, помогает ей.
— Я польщена таким вниманием, друзья, — говорит Лени, — и я хочу поблагодарить вас за то, что вы прекратили драку, но думаю, теперь мы сами во всем разберемся.
Джуди кладет ей руку на плечо, защищает.
— Тебе не нужно разбираться с этим дерьмом. — Она не сводит с Актона глаз, источающих злобу даже сквозь линзы. — Никому из нас не нужно.
Уголок рта Карла изгибается в еле заметной окровавленной усмешке.
Кларк переносит прикосновение напарницы, даже не поморщившись.
— Я знаю. И спасибо, что вступились. Но сейчас, пожалуйста, оставьте нас одних.
Брандер не ослабляет хватку на горле Карла.
— Не думаю, что это такая уж хорошая мысль…
— Убери от него свои гребаные руки и оставь нас одних!!!
Они отступают. Кларк зло смотрит им вслед, задраивает люк, чтобы никто не вошел, и поворачивается к Актону, ворча:
— Чертовы любопытные соседи!
Его тело оседает от столь неожиданной уединенности, вся злость и бравада испаряются под взглядом Лени.
— Не хочешь сказать мне, с чего ты повел себя как последний урод?
Карл падает на койку, смотрит в палубу, избегая ее взгляда.
— Ты не понимаешь, когда тебя пытаются развести?
Кларк садится рядом с ним.
— Да. Когда получаешь удар в лицо — это верный признак.
— Я пытаюсь помочь тебе. Я пытаюсь помочь всем вам. — Он поворачивается, обнимает Кларк, тело его дрожит, щека прижата к щеке, лицо устремлено в переборку за ее плечом. — Боже, Лени, мне так жаль. Ты — последний человек во всем этом поганом мире, кому бы я хотел причинить вред…
Она гладит его, ничего не говоря. Знает, Карл не врет. Они никогда не врут. Она до сих пор не может собраться с силами и обвинить хоть кого-то из них.
«Он думает, что сейчас совсем одинок. Думает, что это только его поступок».
Проносится невероятная мысль: «Может, так и есть…»
— Я больше не могу так, — говорит Карл. — Оставаться внутри.
— Будет лучше. Поначалу всегда трудно.
— Боже, Лен. Да ты понятия не имеешь. Ты все еще принимаешь меня за какого-то наркомана.
— Карл…
— Ты думаешь, я не знаю, что такое зависимость? Не могу увидеть разницу?