— Жизнь взрывается, — бормочет Кларк.
— Информация взрывается. Органическая жизнь — просто слишком медленный пример. В Интернете все происходит гораздо быстрее.
Карако качает головой:
— И что такого? Ты хочешь сказать мне, что спустился сюда, спасаясь от сетевых вирусов?
— Я спустился сюда, спасаясь от энтропии.
— Думаю, — замечает Кларк, — ты подцепил одно из расстройств языка. Дислексию или вроде того.
Но Брандер уже рванул вперед:
— Ты слышала фразу «возрастание энтропии»? Все постепенно разваливается. Можно отсрочить этот процесс, но для этого нужна энергия. Чем сложнее система, тем больше ресурсов ей требуется, чтобы остаться целой. До нас мир питался от солнца, растения были словно маленькими солнечными батарейками, на которых все остальное могло расти. Теперь же мы живем в обществе с экспоненциальной кривой сложности, вдобавок в нем есть Интернет, и его кривая еще круче, так? Поэтому все человечество забилось в разогнавшуюся машину, которая стала настолько сложной, что в любой момент может разлететься. И способна это предотвратить лишь та энергия, которую поставляем мы.
— Плохие новости, — говорит Карако, хотя Кларк думает, что она действительно поняла, в чем дело.
— На самом деле хорошие. Им всегда будет нужно все больше энергии, поэтому им всегда будем нужны мы. Даже если когда-нибудь разберутся с ядерным синтезом.
— Ну да, но… — Карако неожиданно хмурится. — Если ты говоришь, что кривая экспоненциальна, то однажды она упрется в стену, так? Кривая пойдет вверх и потом резко обрушится вниз.
Брандер кивает:
— Угу.
— Получается замкнутый круг, бесконечность. Невозможно удержать мир от распада, неважно, сколько энергии в него закачаешь. Ее никогда не будет достаточно. Раньше или позже…
— Раньше, — говорит Майк. — Вот поэтому я и сижу здесь. Как я и сказал, тут безопаснее.
Кларк переводит взгляд с Брандера на Карако, потом обратно.
— Это полная ерунда.
— Это почему? — Майк, похоже, совсем не оскорбился.
— Потому что мы бы уже услышали об этом. Особенно если твоя теория основана на каком-то физическом законе, который всем известен. Они не смогли бы держать такое под спудом, люди сами бы обо всем догадались.
— О, я полагаю, они догадались, — мягко говорит Брандер, улыбаясь обнаженными карими глазами. — Просто предпочитают поменьше думать о проблеме.
— И откуда ты все это взял? — спрашивает Карако. — Из библиотеки?
Он качает головой:
— Степень получил. Системная экология, искусственная жизнь.
Лени кивает:
— Я всегда знала, ты слишком умный, чтобы быть рифтером.
— Эй, самое разумное сейчас — это как раз быть рифтером.
— Значит, ты решил сюда отправиться? Сам вызвался?
Брандер хмурится:
— Естественно. А ты что, нет?
— Мне позвонили. Предложили новую высокооплачиваемую возможность, даже сказали, что я смогу получить обратно старую работу, если ничего не получится.
— А где ты раньше работала? — интересуется Джуди.
— В отделе по связям с общественностью. В основном, на гонквариумные франчайзы.
— Ты?
— Возможно, я не слишком хорошо с ней справлялась. А ты?
— Я? — Карако закусывает губу. — Это была вроде как сделка. Один год с возможностью продления вместо обвинения. — Уголок ее рта дергается. — Цена мести. Она того стоила.
Брандер откидывается на спинку стула:
— А что с тобой приключилось, Кен? Как ты сюда…
Кларк поворачивается, следуя за взглядом Майка.
Диван пуст. Она слышит, как в конце коридора захлопывается дверь душа.
«Твою мать».
Хотя ждать придется недолго. Лабин внутри уже четыре часа и поэтому скоро уйдет. А горячей воды предостаточно.
— Им нужно отрубить всю эту чертову сеть ненадолго, — раздается голос Карако позади. — Вытащить вилку из розетки. Вирусы такого явно не переживут, могу поспорить.
Майк смеется, довольный в своей слепоте:
— Может, и нет. Только мы тоже не сможем.
Она пристально изучает экран уже две минуты и все еще не может понять, что же имела в виду Наката. Хребты и трещины бегут по дисплею длинными зелеными морщинами. Жерло привычно отражает эхо, особенно много звуков в центре, поскольку Элис выставила диапазон на максимум. Периодически крохотный сигнал появляется на Главной улице: Лабин лениво проводит скучное дежурство.
Кроме этого, ничего.
Лени закусывает губу:
— Я не вижу никаких…
— Подожди. Я знаю, что видела это.
Брандер заглядывает из кают-компании:
— Что видела?
— Элис говорит, что засекла какую-то активность по направлению на триста двадцать градусов.
«Может, это Джерри», — размышляет Кларк, но Наката не подняла бы тревогу из-за него.
— Да оно недавно… Вот! — Элис тыкает пальцем в экран, доказывая свою правоту.
Какой-то объект мелькает на периферии обзора «Биб». Из-за расстояния и рассеивания сигнала предмет кажется размытым, но, чтобы отразить звуковую волну на такой дистанции, он должен иметь в составе очень много металла. Прямо на глазах Кларк контакт затухает.
— Это не один из нас.
— А оно большое. — Брандер щурится, рассматривая экран; линзы сверкают отраженным светом сквозь белые прорези век.
— Грязекопатель? — предполагает Лени. — Может, подлодка?
Майк хмыкает.
— О, вот и оно снова, — говорит Наката.
— Они, — поправляет Брандер. Два почти неразличимых сигнала дразнятся по краям дисплея. Два крупных неопознанных объекта, эхо от которых сейчас едва различимо звучит в придонном шуме, а потом снова в нем тонет.
Оба исчезают.
— Эй, — указывает Кларк.
На сейсмодисплее рябь толчков, датчики фиксируют волну, идущую с северо-запада. Наката вбивает команду, запускает ретроспективный анализ, вычисляя эпицентр. Направление — триста двадцать градусов.
— По расписанию там ничего не запланировано, — говорит она.
— Ничего, о чем бы нам потрудились сообщить. — Лени трет переносицу. — Так кто пойдет?
Брандер кивает. Элис качает головой.
— Я жду Джуди.
— О, это правильно. У нее же сегодня вся дистанция? До самой поверхности и обратно?
— Да. Она должна вернуться где-то через час.