Все время, пока Патриция говорила, ее глаза оставались странно темными.
— В конце концов, ты, похоже, все-таки знаешь пару деталей, — тихо заметил психиатр.
— Это важно, Ив.
— Пожалуйста, зовите меня доктор Скэнлон.
Она грустно улыбнулась:
— Извините, доктор Скэнлон. Прошу прощения.
— А что насчет остальных?
— Остальных, — повторила Патриция.
— Кларк, Лабина. Всех работников глубоководных станций.
— Остальные станции чисты, насколько мы можем судить. Проблема только вот в этом крохотном пятнышке на Хуан де Фука.
— А это имеет смысл, — сказал Скэнлон.
— Что?
— У них никогда не было передышки, правда же? Их били с самого детства. И теперь этот вирус оказался в единственном месте на Земле, именно там, где они живут.
Роуэн покачала головой:
— Мы нашли его и в других местах. Они необитаемы. «Биб» — это единственный… — Она вздыхает. — На самом деле нам крупно повезло.
— Нет.
Она посмотрела на него.
— Мне очень не хочется прокалывать твой розовый шарик, но у вас в прошлом году там была целая команда строителей. Может, никто из ваших мальчиков и девочек и не запачкался, но неужели вы действительно думаете, что Бетагемот не поймал попутку на каком-нибудь оборудовании?
— Нет, — сказала Роуэн. — Мы не думаем.
Ее лицо стало бесчувственным. До Скэнлона дошло лишь через секунду.
— Доки «Урчин», — прошептал он. — Кокитлам.
Патриция закрыла глаза:
— И другие.
— О господи, — выдавил он. — Значит, он уже вырвался на свободу.
— Он там был. Но мы могли его изолировать. Мы еще не знаем точно.
— А что, если вы его не сдержали?
— Мы стараемся. Что еще нам остается?
— А потолок-то есть, по крайней мере? Какое-то максимальное количество жертв, после которого вы признаете поражение? Хоть одна из моделей говорит, когда вам уступить?
Только по движению ее губ психиатр понял: да.
— Ага. И чисто из любопытства, где будет пролегать эта граница?
— Два с половиной миллиарда, — он едва расслышал ее. — Огненный шторм в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
«Она серьезно. Она вполне серьезно».
— Уверены, что этого достаточно? Уверены, что хватит?
— Не знаю. Надеюсь, нам никогда не придется это выяснять. Но если и это не сработает, тогда уже не поможет ничего. Все остальное будет… тщетным. По крайней мере, так говорят модели.
Он принялся ждать, пока информация просочится внутрь, но ничего не произошло. Слишком большие числа.
Когда же масштаб происходящего дошел до его личного уровня, все стало гораздо более непосредственным.
— Почему вы это делаете?
Патриция вздохнула:
— Я думала, что уже говорила.
— Почему рассказываете мне, Роуэн? Это же не в вашем стиле.
— А что в моем стиле, Ив… доктор Скэнлон?
— Вы — корпоративный работник. Вы делегируете. Зачем ставить себя в столь неловкую позу самооправдания лицом к лицу, когда у вас куча лакеев, двойников и наемников для грязной работы?
Она неожиданно наклонилась вперед, лицо оказалось буквально в нескольких сантиметрах от барьера.
— Как вы думаете, кто мы такие, Скэнлон? Как считаете, стали бы мы размышлять о таких вариантах, если бы имели другой выход? Все корпы, генералы, главы государств — мы делаем это, просто потому что злы? Что нам на все наплевать? Вы так о нас думаете?
— Я думаю, — сказал Скэнлон, вспоминая, — что мы не имеем ни малейшего контроля над тем, кто мы есть.
Роуэн выпрямилась, указала на рабочий планшет перед собой.
— Я собрала все, что у нас есть по вирусу, здесь. Вы можете получить доступ прямо сейчас, если хотите. Или можете просмотреть материалы в… в ваших апартаментах, как вам будет угодно. Может, вы получите ответ, которого у нас нет.
Он уставился прямо на нее:
— У вас взводы игрушечных солдатиков работают с информацией неделями. Почему вы думаете, что я добьюсь чего-то, что не нашли они?
— Я думаю, что вы должны попробовать.
— Ерунда.
— Информация здесь, доктор. Вся.
— Вы ничего мне не даете. Просто хотите, чтобы я снял вас с крючка.
— Нет.
— Думаете, можете меня одурачить, Роуэн? Думаете, я посмотрю на кучу цифр, в которых совершенно не разбираюсь, и в конце концов скажу: «Ох, да, теперь я все понимаю, вы сделали единственный моральный выбор, чтобы спасти жизнь в том виде, в котором мы ее знаем. Патриция Роуэн, я прощаю тебя»? Думаете, этот дешевый трюк поможет вам выбить из меня согласие?
— Ив…
— Вот почему вы тратите свое время здесь, внизу. — Скэнлон почувствовал неожиданное головокружительное желание рассмеяться. — Вы со всеми это проделаете? Зайдете в каждый пригород, который обрекли на уничтожение, и, ходя от двери к двери, будете говорить: «Нам так жаль, что вам придется умереть для общего блага, и мы будем спать лучше, если вы скажете, что все в порядке»?
Роуэн словно обвисла в своем кресле.
— Может, и так. Согласие. Да, возможно, вот что я сейчас делаю. Но никакой разницы не будет.
— Это точно, никакой на хрен разницы.
Роуэн пожала плечами. Абсурдно, но она выглядела побежденной.
— А что насчет меня? — спросил Скэнлон через какое-то время. — Что, если энергия вырубится в ближайшие шесть месяцев? Каковы шансы на дефектный фильтр в системе? Вы можете себе позволить оставить меня в живых, пока ваши солдатики не найдут лекарство, или модели сказали, что это слишком рискованно?
— Я честно не знаю, — ответила Патриция. — Это не мое решение.
— А, ну естественно. Ты просто следуешь приказам.
— Нет приказов, которым надо следовать. Я просто… ну, я уже вне юрисдикции.
— Вы вне юрисдикции.
Она даже улыбнулась. Буквально на мгновение.
— Так кто принимает решения? — спросил Ив вполне обычным тоном. — Могу ли я взять у него интервью?
Роуэн покачала головой:
— Не «кто».
— Вы о чем?
— Не «кто», — повторила Патриция. — Что.
Все они были из высшего класса. Большинство членов вида радовались, если просто переживали мясорубку; а эти люди ее спроектировали. Корпоративные боссы, политики или военные, они были лучшими из бентоса, сидели над грязью, которая уже погребла всех остальных. И вся объединенная безжалостность, десять тысяч лет социального дарвинизма и еще четыре миллиарда классического не смогли вдохновить их на принятие необходимых решений.