Саша заткнулась.
— Они платят скрытностью за скорость, — продолжал Сарасти. — И к тому времени, когда вы реагируете, они уже получают своё.
Он говорил терпеливо и негромко: сытый хищник, объясняющий добыче правила игры, которые та должна бы знать сама. Чем дольше я буду тебя выслеживать, тем легче тебе уйти от погони.
Но Саша уже сбежала. Ее грани рассыпались, точно стая вспугнутых скворцов, и на следующем слове Сьюзен Джеймс ее голосом заговорила сама Сьюзен.
— Юкка, Саша знакома с текущей парадигмой. Она просто беспокоится, что парадигма может оказаться ложной.
— У вас есть наготове другая? — поинтересовался Шпиндель. — Основательнее? Шире?
— Не знаю, — Джеймс вздохнула. — Heт, пожалуй. Просто… странно, если они решили так активно сбивать нас с толку. Я надеялась, они просто… ладно, — она развела руками. — Думаю, ничего страшного… Уверена, если мы правильно проведем вводную часть, они все же вступят в контакт. Возможно, следует быть немного осторожнее…
Сарасти воздвигся над нами, выворотившись из кресла.
— Идем на сближение. Последние сведения не оставляют места для проволочек.
Бейтс нахмурилась и вновь отправила мячик на орбиту.
— Сэр, все, что мы знаем с уверенностью, — что у нас объект Оаса прямо по курсу. Мы даже не знаем, есть ли там кто-нибудь.
— Есть, — отозвался Сарасти. — Они нас ждут.
Несколько секунд все молчали. Хрустнули в тишине чьи-то суставы.
— Э… — начал Шпиндель.
Сарасти не глядя вскинул руку и выхватил из воздуха вернувшийся мячик Бейтс.
— «Тезей» отпингован [14] лидаром [15] четыре часа сорок восемь минут назад. Мы отвечаем идентичным сигналом. Реакции нет. Зонды отправлены за полчаса до нашего пробуждения. Вслепую ломиться не станем, но ждать нельзя. Нас уже видят. Чем дольше мы будем медлить, тем выше риск противодействия.
* * *
Я глядел на темный, безликий заполнитель над столом: больше Юпитера — и все же невидим для нас до сих пор. Из тени этой громады что-то с невообразимо легкомысленной точностью щелкнуло нас по носу лазерным лучом.
Неравный выходит диалог.
— Вы знали об этом с самого начала? — озвучил общее мнение Шпиндель. — И говорите только сейчас?
В этот раз улыбка Сарасти вышла ослепительно широкой. Словно располосовала нижнюю половину лица.
Может, дело в том, что он хищник. Не может не играть с едой.
Проблема даже не во внешности. Стройные конечности, бледная кожа, клыки, выпирающая челюсть — заметны, да, чужды в каком-то роде, но не отпугивают, не устрашают. Даже не в глазах. У кошек и собак они светятся в темноте, но нас это зрелище не вгоняет в дрожь.
Не внешность. Движения.
Что-то на уровне рефлексов. Вампиры вечно держат свои угловато-длинные руки точно богомолы, и ты просто знаешь, те могут протянуться и схватить тебя — через всю комнату, когда заблагорассудится. Стоило Сарасти глянуть на меня — по-настоящему, невооруженным взглядом, без очков — полмиллиона лет куда-то испарялись. То, что он вымер, ничего не значило. То, что мы прошли долгий путь, набрали достаточно сил и воскресили собственные кошмары себе на потребу… не значило ничего. Гены не обманешь. Они знают, чего бояться.
Конечно, испытать такое надо въяве. Роберт Паглиньо знал вампиров до последней молекулы — теоретически, — но так и не понял их, хотя держал в голове все биотехнические условия.
Он позвонил мне перед отлетом. Я не ждал этого; с того дня, как объявили состав экспедиции, наши надсмотрщики блокировали все личные вызовы, кроме внесённых в «белый список». Я забыл, что Паг в него входит. После Челси мы не общались; я уже оставил надежду когда-нибудь встретиться с ним снова.
Но он позвонил.
— Подселенец.
Паг неуверенно улыбнулся, вызывая на разговор.
— Рад тебя видеть, — ответил я, ведь в подобных ситуациях принято так говорить.
— Ну… я видел твое имя на плахе. Для нормала ты здорово поднялся.
— Не слишком.
— Твою мать, да ты теперь авангард человечества. Наша первая, последняя и единственная надежда перед лицом неведомого. Ты их сделал! — С постановочным восторгом он вскинул сжатый кулак.
Краеугольным камнем жизни Роберта Паглиньо стало «сделать всех». И он заставил этот камень поддерживать все остальное, превозмог недостаток естественного происхождения модификациями, хирургическими улучшениями и невероятной безжалостностью. В мире, где человечество беспрецедентными темпами становилось излишним, мы оба сохраняли статус, оставшийся в другой эпохе: профессиональных работников.
— Так теперь тобой будет командовать вамп, — прокомментировал он. — Похоже, с огнем решили бороться огнем.
— Ради практики, наверное. Пока не столкнемся с настоящими чужаками.
Он рассмеялся. Понятия не имею, почему. Но на всякий случай улыбнулся в ответ. Приятно было снова его видеть.
— Ну, и какие они в жизни? — спросил Паг.
— Вампиры? Не знаю. Вчера первого увидел.
— И?
— Трудно читается. Порой кажется, он вообще не осознает окружающее, словно… уходит в свой воображаемый мирок.
— Еще как осознает. Эти твари такие сообразительные, что дрожь берет. Ты знаешь, что они могут одновременно удерживать в сознании оба аспекта кубов Неккера?
Термин показался знакомым. Я запросил титр и увидел миниатюру знакомой проволочной рамки:
Теперь я вспомнил: классическая зрительная иллюзия. [16] Иногда заштрихованной кажется передняя сторона, иногда — задняя. Куб переворачивается под взглядом.
— Мы с тобой видим куб или так, или иначе, — продолжал Паг. — Упыри видят его обоими способами одновременно. Представляешь, какое это им дает преимущество?
— Недостаточное.
— Туше. Но слушай, они же не виноваты, что в малых популяциях нейтральные признаки фиксируются.
— Я бы не назвал их глюк с крестами нейтральным признаком.
— Поначалу он таким и был. Много ты видишь в природе прямых углов? — Паг махнул рукой. — В общем, не в них дело. Суть в том, что они способны на то, что для нас, людей, неврологически невозможно. Они способны одновременно воспринимать множественные картины мира, Подселенец. То, что мы вынуждены прорабатывать шаг за шагом, они замечают с первого взгляда, им не надо думать об этом. Ты ведь знаешь, что ни один обычный, немодифицированный человек не сможет с ходу перечислить все простые числа между единицей и миллиардом? В старые времена на такое были способны лишь редкие аутисты.