До вечернего сеанса похудения я еще поторчал в сети, обдумывая варианты нового жилья, и даже успел немножко пострелять в любимой войнушке. Стрелял я в наушниках, выключив динамики, чтобы треск выстрелов не проникал за пределы комнаты, и так увлекся, что чуть было не пропустил время начала занятий. Выключая компьютер, я почувствовал, что проголодался, но на ужин времени уже не оставалось, пора было идти в «тренажерку».
Мои опасения насчет Даны не оправдались, и вместо надутой кислой рожицы я увидел спокойное и даже почему-то улыбающееся личико девочки.
– Как настроение? – бодро спросил я.
– Отличное! – отрапортовала она.
И тут я задал совершенно дурацкий вопрос:
– Почему?
Как будто для хорошего настроения нужны причины! Для плохого да, они нужны, а хорошее настроение – вещь совершенно естественная.
– Папа похвалил нас и сказал, что мы молодцы.
– Почему? – тупо повторил я.
– Он посмотрел наши записи и мои дневники, ему понравилось.
Да, детка, немного же тебе надо, чтобы быть счастливой. Всего лишь папина похвала. Неужели и я в пятнадцать лет был таким? Что-то не припомню.
Мы снова подышали, потом поделали упражнения, потом я отпустил Дану в душ и приготовился к массажу, ширмочку расставил, полотенца постелил, все честь по чести. Приступив к массажу, я приступил и к расспросам.
– Дана, а кто такой Ванечка?
– Ванечка? – переспросила она. – Какой?
– Ну, твоя бабушка говорила, что собирается каждую неделю ездить на кладбище к дедушке и Ванечке.
– А, это ее младший сын, он умер совсем маленьким, лет десять ему было, что ли, или девять.
Еще не легче! Бабкин муж умер, как она сама заявила, десять лет назад, а когда же умер этот Ванечка? Тридцать лет назад, пятьдесят, сто?
– То есть это было очень давно, – осторожно уточнил я.
– Ну да.
– А отчего он умер? Несчастный случай?
– Нет, просто умер. Он был даун, а дауны долго не живут.
– И ты его совсем не помнишь?
– Да вы что! Когда Ванечка умер, папа с мамой даже еще знакомы не были.
Н-да, давненько дело было… Странновато выходит. Ну да ладно, разбираться – не мое дело, мое дело – собирать информацию, а разбираться с ней Нана будет.
– И вчера вся ваша семья ездила на кладбище, – утвердительно заявил я.
– Ну да.
– А Костик и его мама не ездили, они в цирк ходили.
– Ну да, – снова подтвердила Дана.
У нее что, проблемы со словарным запасом? Я стараюсь изо всех сил, выводя разговор на молодую мамочку с мальчиком, а кроме «ну да», ничего в ответ не получаю.
– Что же они на кладбище не поехали?
– Так они Ванечку не знали и дедушку не знали. Они вообще не из нашей семьи.
– А из чьей же?
– Ну, тетя Лена – мамина дальняя родственница, совсем дальняя, просто так получилось, что она приехала в Москву и осталась совсем одна с ребенком, вот мама и взяла ее к нам жить. Вообще-то мама ее почти не помнит, они в разных городах жили и раньше даже не встречались, просто слышали друг о друге.
Вот это благотворительность! Иные люди и близких-то родственников к себе жить не берут, а тут вообще малознакомая дальняя родня. Может, зря я пытаюсь катить бочку на Ларису Анатольевну, и не такая уж она надменная, как мне кажется, а очень даже добрая и сострадательная тетечка. Нет, ни хрена я в людях не разбираюсь!
– Значит, тетя Лена не замужем? – продолжил я допрос.
– Я же говорю – нет.
Ну, положим, ничего такого Дана не сказала, она говорила только, что Лена осталась одна с ребенком, так это когда было? Может, пару месяцев назад, а может, и все пять лет прошло, за это время много чего могло произойти.
– А где отец Костика?
– Да понятия не имею! Какая мне разница?
– И давно тетя Лена у вас живет?
– Давно. Она еще беременная была, когда к нам приехала.
Вот теперь мне все стало понятно. Беременная была… Ах ты ж елки-палки! То есть старорежимные родители из маленького добропорядочного городка выгнали из дома бесстыжую дочь, пригулявшую ребеночка невесть от кого, и она кинулась за помощью к Ларисе Анатольевне. Мое воображение тут же дорисовало картину вполне житейскими деталями: отцом ребенка был некий москвич, оказавшийся в том городке проездом или по делам, соблазнил красивую девушку, наобещал ей кучу всего, оставил свой телефончик (адресок? Нет, вряд ли, скорее только номер телефона, причем мобильного, который легко сменить и скрыться) и отбыл. Когда последствия неосмотрительного поведения обнаружились и строгие родители отказали дочери-блуднице от крова и пищи, та ринулась в Москву искать возлюбленного, а того и след простыл, то есть номер телефона оказался недействующим. Глубоко беременная девушка Лена стала звонить всем родственникам подряд, прося помощи или хотя бы совета, и кто-то ей подсказал, что в Москве давно уже счастливо и богато живет Лариса, дочка дяди Толи, сына дедушки Богдана. Вот так все и вышло. Теперь все срослось.
Я похвалил себя за хорошую память и внимание к деталям. Ведь сам Михаил Олегович мне при первой встрече сказал, что его жена родом с Украины и что дочь она назвала Богданой в честь деда. А что? Может, я и не совсем потерян для сыщицкого дела? Во всяком случае, в этот момент я чувствовал себя Эркюлем Пуаро, никак не меньше.
Успех меня окрылил, и я решил пойти чуть дальше намеченного плана.
– Дана, ты, наверное, любишь поэзию?
– Я? – Она даже приподнялась, опершись на локти, и уставилась на меня в немом изумлении. – С чего это?
– А что, разве не любишь?
– Да ну, полный отстой.
– Странно, – лицемерно заявил я.
– А чего странного? Кто ее сейчас любит? Стихи – это прошлый век, несовременно.
Согласен. Но согласен в принципе. А папаня-то как же? Спонсирует издание поэтических сборников. Почему?
– Наверное, твой папа очень огорчается, что ты равнодушна к поэзии, – закинул я пробный камень.
– Да вы что! У нас в семье никто этим не увлекается. Нет, я, конечно, читаю то, что нужно по литературе, даже наизусть учу, потому что на экзамене спросят. Но муть страшная! Как только экзамен сдам, сразу все забуду. А вы что, стихи любите?
– Нет, – честно признался я. – А вот твой отец, как мне кажется, их любит, просто ты об этом не знаешь.
– Да нет же! Ну с чего вы взяли-то?
– А как же поэтические сборники, которые издаются на его деньги? Твой папа занимается благотворительностью, дает деньги на издание молодых поэтов. Разве ты не знаешь?