Качели для нас с Машкой превратились в дискуссионный клуб.
— Дуреха, — говорю я о Лильке, — приревновала своего Игорька к какой-то девке.
— Почему сразу дуреха, — фыркнула Машка. — Она же его любит, наверное. Вот и ревнует. Кто любит, тот всегда ревнует.
— Знаю, — сказал я, показывая свою осведомленность. — Не раз слышал, как предки на эту тему общались.
— Миша, — нахмурилась Маша, — как ты так можешь?
— Чего еще? — не понял я.
— Что за слово «предки»? Разве так можно о родителях?
— А ты не называешь своих родителей предками? — спрашиваю удивленно.
— Никогда.
— Не знаю, — пожал я плечами, — у нас многие в классе так говорят. А что ты в этом слове нашла неприличного? Они и есть наши предки. Некоторые называют своих родителей стариками. Но мне это слово не нравится. Посмотри на наших мам. Разве можно их назвать старухами? Им еще в «Плейбое» сниматься можно.
— Фу, Миша, чем больше я тебя узнаю, тем больше ты… мне… кажешься…
— Кем? Кем это я тебе кажусь?
— Не знаю, — стушевалась Маша. — Ну, как бы тебе сказать, это… ты слишком фамильярен, что ли…
— Маш, ну чего ты выдумываешь? Я смотрю на тебя, ты как не от мира сего, как говорит моя бабушка. Такое впечатление, что ты не в седьмой класс перешла, а только в третий. Мы же уже взрослые с тобой.
— Ты так думаешь? — смутилась Маша.
— Ну а чего тут думать? Тебе уже тринадцать лет. Мне тоже скоро исполнится. Нам же в следующем году паспорта выдадут. Конечно, взрослые.
— Ты знаешь, Миша, а мне не хочется взрослеть. Вот раньше, еще год назад, мне поскорее хотелось стать взрослой. Я даже курить пробовала, но мне ужасно не понравилось. Такая гадость.
— Я тоже пробовал…
— И что?
— Ничего. Согласен — гадость еще та. Я решил, что даже когда стану взрослым, курить не буду.
— Это очень вредно, — говорит Маша.
— Даже не из-за вредности. Просто курильщикам приходится нелегко. Все их гонят, попрекают, ругают. Ты представляешь, папу в Швейцарии (мы катались там на лыжах) чуть полиция не арестовала. Мы поднимались в горы, и он хотел закурить в подъемнике. С нами в кабине ехала местная жительница. Она, как увидела, что отец достал сигареты и собирается закурить, такой хай подняла. Папа ей показывает, мол, я в окошко, а она кричит: нихт-нихт-нихт! Выходим наверху, к нам тут же подходит их полицейский и начинает папе что-то говорить. Я тогда еще не понимал, что он говорит…
— А сейчас понял бы? — съязвила Машка. — Ты же английский учишь.
— Не только, — отвечаю гордо. — С пятого класса мы учим два языка. Второй на выбор. Мой друг Юрка выбрал итальянский. А мне родители посоветовали немецкий.
— Здорово! И чем же закончилась история с полицейским?
— Да ничем. Мораль, видимо, прочитал и отошел. Папа же так и не закурил. Он показал немцу, что сигарету просто нюхал. Вот с тех пор я решил, что никогда не закурю. От курения одни проблемы. Сейчас даже не во всех ресторанах и кафе можно дымить. Ну, зачем мне это нужно? Вечно дед с отцом бегают покурить. Иногда даже зло берет. Кино смотрим по телику, как реклама начинается, так побежали дымить. Прямо детский сад.
— Ты забыл, о чем мы говорили?
— Ах, да, — хлопнул я себя по лбу, — о ревности. А твои пре… родители не ругаются?
— Бывает, — говорит Маша. — Папа у меня ревнивый. Ну, не так чтобы очень, но все же иногда маме выговаривает.
— А у нас наоборот, мама постоянно грызет папу. Ему часто звонят женщины с работы. Бухгалтерши всякие, секретарши. Мама терпит, терпит, потом не выдерживает и давай его воспитывать. Но отец никогда не вступает по этому поводу в перебранки. Говорит: позвонит в следующий раз секретарша босса, я тебе трубку дам, пусть она тебе объясняет, что мне делать и куда ехать. Мама сразу прекращает разговор. Мне кажется, ревновать — это плохо. Получается, тот, кто ревнует, не доверяет. Правильно?
— Не знаю, — отвечает Маша и краснеет.
Я заметил, Машка часто краснеет. Чуть что, сразу заливается, становится как помидор. Но общаться с ней все равно интересно и приятно. И красивая она очень.
— Маш, а твоя мама знает, что ты пробовала курить? — неожиданно спросил я.
— Нет, — Машка, как мне показалось, даже испугалась вопроса. — Ты что? Мне стыдно в этом признаться. А твои родители знают?
— Да, — сказал я.
— Сам признался?
— Что я дурак, что ли? — усмехнулся я. — Отец поймал.
— Так он же сам курит, как он узнал? — удивилась Машка.
— Сначала заподозрила мама, давай меня обнюхивать. Я говорю, что в электричке было накурено. Вроде убедил. Но тут пришел папа.
— И что? — вытаращила глаза Машка.
— А то! Папа оказался хитрее мамы в сто раз. Говорит ей: что ты ему лицо нюхаешь. А ну-ка, — это он мне говорит, — дай руку. Понюхал пальцы, да как врежет мне по затылку, у меня искры из глаз посыпались.
— Пальцы понюхал?
— Ну да, — кивнул я. — Лицо-то я умыл, зубы почистил, полмешка жвачки сжевал, а на пальцах запах табака так и остался. Вот так я лоханулся. Но не только я. Папа точно так же погорел в детстве. Мне потом дед рассказал. Он его тоже по пальцам вычислил. Так что, если мой сынок в будущем закурит, я знаю, как вывести его на чистую воду.
Машка рассмеялась:
— Ты так смешно сказал: мой сынок…
— Ну а что тут смешного? — усмехнулся я. — Все мы когда-то станем взрослыми. Дети пойдут, внуки…
— А мне даже не верится, — говорит Маша. — А сколько у тебя будет детей?
— Ну, не знаю. Двое, наверное, — говорю. — Нас же с Лилькой двое у родителей. Тоже двоих заведу.
— А я хочу много-много детей. Не меньше пяти.
— Ни фига себе, — удивился я. — А справишься?
— Конечно, справлюсь. У нас есть знакомые, они часто бывают у нас в гостях. Так вот у них семеро детей. Представляешь?
— Не представляю, — помотал я головой. — Это не семья, а детский сад какой-то.
— Зато они такие дружные. Я как-то была у них в гостях. Старшей девочке уже семнадцать. А младшему всего два годика. Так вот все помогают маме. Старшая кушать готовит, младшие пылесосят, посуду моют, мусор выносят. У каждого свои обязанности. И знаешь, у них в квартире идеальный порядок. Все постели заправлены, чистота кругом, на подоконниках цветов, как в оранжерее. Так мне у них понравилось.
— Порядок — это хорошо. А у меня с порядком проблемы, — говорю.
— В каком смысле? — удивилась Машка.
— Вот ты скажи, ты всегда кровать заправляешь, после сна.