Когда небо темнеет, движение в городе замедляется и неестественно напряженный ритм жизни спадает. Нью-Йорк уподобляется человеку, весь день страдавшему от повышенного давления и лишь к ночи сумевшему сбить его до нормального.
Барни вышел на балкон и стал смотреть вниз, на город, напоминающий гигантский улей.
Эмили находилась в Швейцарии, освещая чемпионат Европы по горным лыжам. Чтобы скрасить одиночество, он запланировал закончить статью на тему нарушения мыслительного процесса у шизофреников. Но потом позвонила Лора, он разнервничался и теперь никак не мог сосредоточиться.
Она была слишком расстроена, чтобы рассказать все в подробностях. Он сумел лишь понять, что между нею и Палмером произошло нечто ужасное и она не в силах сейчас быть одна.
Естественно, Барни настоял, чтобы она немедленно вылетала в Нью-Йорк. Она возразила, что Эмили это не понравится. Но, узнав, что та в командировке, Лора пообещала прилететь последним рейсом.
В начале двенадцатого ему позвонил привратник и сообщил, что к нему поднимается мисс Кастельяно.
Первое, что поразило его, когда он открыл дверь, — ее глаза.
Было ясно, что она проплакала несколько часов подряд, а голос звучал еле-еле.
— Входи. Сядь. По-моему, тебе надо выпить.
Она кивнула.
— Лора, ради бога, что случилось?
— Палмер объявился… — начала она и тут же опять разрыдалась. — Я не могу, Барн… Это уму непостижимо!
— А я думал, он во Вьетнаме. Что это он вдруг так резко вернулся? Он не ранен?
— Нет, Барни, — ответила Лора. — Ранена я. Он хочет со мной развестись.
— Послушай, но это уже давно назревало. Ты разве сама не чувствовала?
— Нет, это не так. Мы, наоборот, помирились. Все было так хорошо! И тут он заявляется и швыряет мне в лицо бумагу.
— Какую бумагу?
— Свидетельство о быстром мексиканском разводе.
— Но это безумие, Лора! Какая спешка?
Лора, сглатывая слезы, все рассказала.
Барни был не в силах соблюдать профессиональную объективность.
— Знаешь, что я тебе скажу, Кастельяно? Скатертью дорожка! Человек, который не считает нужным сохранять тебе верность, недостоин быть твоим мужем!
Она передернула плечами:
— Может быть, это я была ему плохой женой…
Подобного самоуничижения Барни стерпеть не мог.
— Лора, я тебя умоляю! — закричал он. — Если он с тобой обращался по-свински, это еще не значит, что ты сама должна быть о себе такого же мнения! Пусть отправляется ко всем чертям, а ты найдешь человека, который будет тебя достоин.
Она покачала головой:
— Ничего не получится, Барни. Я точно знаю: с мужчинами мне всегда не везет.
Он уложил ее спать в гостевой комнате. Потом принес воды и пару таблеток, а сам сел рядом.
— Я знаю, ты мне сейчас не поверишь, но обещаю тебе: утром взойдет солнце. А значит, у тебя будет еще один день, чтобы прийти в себя.
Она приняла таблетки и в полном эмоциональном истощении откинулась на подушку.
— Барни, спасибо тебе, — едва слышно прошептала она.
Он сидел с ней, пока не убедился, что она спит, после чего на цыпочках вышел из комнаты, вернулся к пишущей машинке, выдернул начатую страницу, вставил чистый лист и начал печатать.
ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА
Кому: доктору Л. Кастельяно
От кого: доктора Б. Ливингстона
Тема: 101 причина, почему стоит жить.
Наутро он принес ее Лоре вместе с чашкой кофе.
Когда Лора вошла в гостиную, Барни говорил по телефону. Он повесил трубку и улыбнулся:
— Ты сегодня повеселее, Кастельяно.
— Ага, — криво усмехнулась она. — Я только что смотрелась в зеркало. Вид такой, как после десяти раундов с Мохаммедом Али.
— Клевета! — возразил он. — Али следов не оставляет. — Он командным жестом указал ей на диван и сказал: — А ну-ка садись.
Она послушно села.
— Я только что говорил с твоим начальником и объяснил, что ты больна и раньше чем через неделю не поправишься. Он отнесся с пониманием.
— А чем я все это время буду заниматься?
— Подолгу гулять, думать о хорошем. И кстати, почему бы тебе не обновить свой гардероб?
— Барн, что-то это не похоже на рекомендации специалиста.
— Послушай, Кастельяно, на это утро я решил взять на себя другую роль. Смотри на меня не как на врача и даже не как на друга, а как на родителя. Ты должна меня слушаться и делать то, что лучше для тебя.
— Слушаюсь, сэр, — вяло улыбнулась она. — А ты что, больше не практикуешь? У тебя сегодня нет приема?
— Все утренние назначения я отменил, а если ты будешь в порядке, после обеда пойду на работу.
— Барн, я в порядке. Я в полном порядке. Ты совсем не должен ничего из-за меня отменять. Если я напутала в своей жизни, это не значит, что и у тебя все должно идти кувырком.
— Ты должна слушаться, а не пререкаться! — ответил Барни. — Сегодня я для тебя — старший.
После обеда он ушел, предварительно убедившись, что она достаточно пришла в себя, чтобы отправиться, к примеру, в Музей современного искусства. Куда угодно — лишь бы не сидеть одной.
Вернувшись в половине восьмого, он с изумлением обнаружил, что Лора приготовила ужин.
— Я только разогрела все готовое. У вас тут на Пятьдесят седьмой улице чего только не продают! Садись и рассказывай, как у тебя прошел день.
Барни поведал ей о четырех сегодняшних больных, а также об оживленном собрании в клинике.
— Понимаешь, Кастельяно, заглянув к нам на собрание персонала, даже ас в психиатрии не отличил бы врачей от больных.
— У нас в Бостоне тоже такое бывает, — подхватила она. — Кстати, я хотела тебе сказать, твоя будущая статья мне очень понравилась.
— Про шизофрению?
— В ней много новых идей. Когда думаешь закончить?
— Я уже здорово просрочил. А поэтому могу задержать еще на несколько дней.
— Ну уж нет, Барн, — решительно объявила Лора, — теперь я буду за старшего. Как только закончится наш шикарный ужин, ты сядешь за машинку и закончишь свою статью. Это приказ.
Барни улыбнулся:
— Слушаюсь, мамочка.
Через три часа Лора дочитала последние страницы.
— Отличная работа, доктор Ливингстон. Думаю, ты далеко пойдешь.
— Я тоже надеюсь. Я сейчас займусь считыванием ошибок, а ты пойдешь и ляжешь спать.