Лора тихо сказала:
— Питер, это наш сын Гарри.
— A-а, — ответил их бывший однокашник.
Момент был неловкий, и Барни смущенно спросил:
— А мы не могли бы пройти к тебе и поговорить?
Питер взглянул на часы:
— Надеюсь, это не займет много времени?
Барни поднял малыша на руки и встал.
— Не волнуйся, Питер. Мы ценим твое драгоценное время.
* * *
Им показалось, что Питер хотел похвалиться своим кабинетом: огромным столом, суперсовременной техникой, многочисленными наградами, развешанными по стенам. Он хотел продемонстрировать им, что, хотя в близоруких глазах гарвардцев он и был изгоем, на самом деле он гигант.
— Итак? — начал он, усевшись в массивное кожаное кресло. — В чем проблема?
За время полета Барни миллион раз проговорил в уме свою речь. Сейчас же он быстро выпалил основные факты. Единственное, что может спасти Гарри, — это вливание очищенного фермента.
— Согласен, — впервые оживился Питер. — Это, скорее всего, поможет. Но, как вам обоим хорошо известно, Комитет по контролю за пищевыми продуктами и лекарственными препаратами ставит строгие рамки для применения новых лекарств в целях лечения людей. А моя синтетическая АСБ только проходит второй этап испытаний. Так что, если я вам ее дам, это будет совершенно противозаконно. — И добавил: — А кроме того, есть риск, что она может его убить.
При этих словах Лора не выдержала:
— Питер, пожалуйста, не дай ему умереть! Давай хотя бы попробуем!
Барни встал и гневно произнес:
— Послушай, Уайман, ты же вместе с нами давал клятву Гиппократа. Забудь о комиссии. Посмотри на моего сына: он умирает! Ты хочешь, чтобы мы вышли отсюда и положили его в гроб?
Питер, немного опешив от прямоты Барни, нервно взглянул на часы.
Ливингстоны не двигались с места. Барни снова заговорил:
— Питер, ты понял, что я тебе сейчас сказал?
— Я уже давно не практикую. И тем более я не педиатр. Но ваш мальчик, кажется, действительно очень болен. Почему вы не отвезете его в детскую больницу? Там ему хотя бы капельницу поставят.
— И что потом? — спросил Барни.
— А завтра в десять вечера я вам позвоню.
— Только в десять вечера? — ахнула Лора.
— Мне нужно время, чтобы все обдумать, — сухо ответил Уайман. — Это очень серьезный вопрос. Оставьте у моих секретарей ваши координаты.
На деревянных ногах они вышли из кабинета, преодолели череду длинных коридоров и стеклянные двери, миновали охранников и дошли до машины. В полном молчании.
Гарри спал у отца на плече. Барни чувствовал рядом с лицом горячую детскую щечку. «У него температура», — подумал он.
— И что ты об этом думаешь, Кастельяно?
От волнения голос у него сел.
— Думаю, что в одном он прав. Гарри надо отвезти в больницу. Так будет надежнее.
В детской больнице Сан-Франциско они наконец встретили людей, готовых пренебречь формальностями, чтобы как можно скорее уложить Гарри в постель и поставить ему капельницу.
Не в силах куда-нибудь еще ехать, Барни с Лорой легли тут же в палате, прямо на полу, на матрасах. Проснулись они ни свет ни заря. Организм еще не приспособился к разнице в поясном времени и продолжал жить по своим часам. Убедившись, что состояние мальчика стабильно, они отправились на поиски буфета в надежде выпить кофе. Не успели они дойти до лифта, как их окликнула медсестра с поста:
— Доктор Ливингстон, вам звонят.
Оба бегом бросились к телефону.
— Это доктор Голдштейн, заведующая педиатрическим отделением. Она говорит, она вас обоих знает, — пояснила сестра.
— Голдштейн? — переспросила Лора. Она была в таком же изумлении, как и Барни — Тебе это что-нибудь говорит?
Барни пожал плечами и взял трубку.
— У аппарата доктор Ливингстон.
— Добро пожаловать в Сан-Франциско.
Он узнал этот певучий голос.
Сюзан Сян!
— Сюзан! Это ты — доктор Голдштейн?
— Я замужем за доктором Майком Голдштейном, — объяснила она. — Я увидела вашу фамилию в списке поступивших этой ночью и только хотела узнать, не нужна ли моя помощь.
— Ты очень добра, — ответил Барни. — Но боюсь, в нашем случае ты ничего не сможешь сделать, если только прошлой ночью ты не открыла лекарство от СРС. Но если ты не занята, мы с удовольствием выпьем с тобой по чашке кофе у вас в буфете.
— Я сейчас посмотрю вашего мальчика и тотчас же спущусь.
Барни и Лора ковыряли свою яичницу, когда в пустом буфете появилась Сюзан.
— Чудесный малыш, — сказала она с улыбкой. И тут же посерьезнела. — Но он очень болен. Что вас привело в такую даль?
— Это долгая история, — вздохнул Барни.
Однако он уже научился излагать суть дела с использованием минимального количества слов.
— Но Уайман должен вам помочь! — воскликнула Сюзан — Должно же в нем быть хоть что-то человеческое!
— Не поручусь, — заметила Лора. — Он больше похож на истукана.
— Так когда он вам сообщит?
— Сегодня в десять вечера.
— А зачем ему столько времени?
— Не знаю, — ответил Барни. — Функционирование его мозга для меня полная загадка.
— Почему бы вам до этого времени не съездить к моим родителям? Вас угостят настоящим кантонским ужином, а кроме того, я бы хотела, чтобы вы поговорили с моим отцом.
Они не знали, что ответить. С одной стороны, им хотелось побыть с Гарри. С другой — оба понимали, что отвлечься каким-то образом от леденящего, неотступного страха им сейчас не повредит.
— Давайте я вам запишу адрес. Отсюда очень легко ехать. К сожалению, Майк сейчас на конгрессе нефрологов в Техасе. Во всяком случае, если надумаете, к шести часам мы всегда в сборе.
Они попрощались, и Сюзан побежала на обход. День они провели у постели ребенка. Единственной темой для разговора было время.
— Который час?
— Ты спрашивала две минуты назад.
К вечеру они собрали мальчика, который весь день проспал, и попросили его выписать. Они решили, если Уайман ответит отказом, провести с Гарри его последние часы вне больничных стен.
Около шести часов они поднялись в горку от Юнион-сквер и прошли через узорчатые, зеленые с белым ворота, декорированные в стиле китайской пагоды. Обрамляющие их драконы как будто говорили: «Оставьте здесь свои новомодные западные представления и входите в древний, мудрый мир Востока».