Они немного пробежали молча, после чего девушка безучастно проговорила:
— За исключением тех, кто кончает самоубийством. Я слышала, на каждом курсе человек пять совершают харакири.
Перед мысленным взором Барни возник Мори Истман и тот ужасный осенний вечер. Уж не затевает ли нечто подобное его неожиданная напарница, недаром она сейчас даже не кокетничает?
— Послушай, а с чего это ты про самоубийство заговорила? — спросил он как можно осторожнее, перейдя на шаг. — Кто-то тебя в этом смысле тревожит?
— По-моему, все уже на грани, — чистосердечно объявила она. — Ты, например, знаешь, что психологи в нашем медпункте работают круглосуточно и с нашего курса там уже перебывали все, по крайней мере из тех, с кем я общаюсь. В нашем крыле от напряжения воздух прямо-таки загустел. Никогда еще не видела, чтобы столько людей сразу сидели на таблетках…
— Каких еще таблетках?
— Ну, амфетамины, чтобы не спать, фенобарбитал, чтобы не нервничать…
— Откуда они все это берут?
— Так психотерапевты и выписывают! А потом, если ты знаком с каким-нибудь интерном, тебе не составит труда раздобыть что нужно.
— Ты тоже что-нибудь принимаешь?
— Да, но не постоянно, — извиняющимся тоном призналась Грета.
А Лора?
— Может быть… Точно не знаю. Может, прекратишь свой допрос, а?
На протяжении всего года Лора так ни разу и не призналась ему, какие же у нее текущие оценки. Это было для нее так нехарактерно, что напрашивался единственный вывод: она ползет с трудом. «Черт! — подумал он. — Почему я не был понастойчивее? Надо же было догадаться, что ей гордость не позволит признаться в своих неудачах!»
Они с Гретой уже отдышались и теперь возвращались в общежитие. Перед входом в корпус Барни сказал:
— Послушай, Грета, когда поднимешься к себе, не попросишь Кастельяно мне позвонить?
— Конечно, что за проблема!
Он через две ступеньки взбежал на крыльцо, а Грета задержалась на улице, решив сделать еще несколько упражнений на растяжку. «Черт тебя побери, Андерсен! — подумал Барни. — Поторопись! Я должен знать, что с Лорой все в порядке».
Он даже не решился идти в душевую из опасения пропустить звонок, а остался сидеть на кровати, чувствуя, как пропитанная теплым потом майка превращается в противный холодный компресс, и изо всех сил пытаясь взять себя в руки.
Наконец телефон зазвонил, и трубку взял Ланс Мортимер, чья комната была намного ближе.
— Ну, брат, у тебя прямо телепатия! — крикнул Ланс мчащемуся по коридору Барни — А может, наша королева красоты решила предоставить свое тело в качестве учебного пособия?
Барни выхватил у него трубку.
— Алло, Кастельяно?
— Нет, Барни, это я, Грета.
— А Кастельяно там?
— Да, только я ее к телефону позвать не могу.
— Почему это? — вздрогнул Барни.
— Барни, она в полной отключке. Для внешнего мира недоступна.
— Это как понять?
— Понять так, что она настолько крепко спит, что, по-моему, ее только землетрясением можно поднять. А до утра ты не подождешь?
Что было сказать? Без обиняков попросить Грету проверить Лоре пульс и дыхание?
— Барни, если у тебя все, я бы тоже хотела поспать, — нетерпеливо произнесла Грета. — Понимаешь, я выпила таблетку, и у меня уже глаза слипаются.
— Черт! — возмутился он. — Почему вы, девчонки, считаете своим долгом поглощать таблетки, как леденцы?
— Эй, эй, не кипятись! — примирительно сказала Грета. — У нас все, кроме разве что Сета Лазаруса, что-нибудь пьют, иначе сессию не пережить. Я вот что… — Она зевнула. — Оставлю Лоре записку, что ты звонил. Спокойной ночи.
Барни медленно повесил трубку, повернулся и увидел, что Ланс Мортимер все еще здесь.
— Что ты там говорил о таблетках? — спросил он.
— Не твое дело! — огрызнулся Барни. — Ты всегда подслушиваешь чужие разговоры?
— Да брось! Не злись, — миролюбиво сказал Ланс. — Я ведь только хотел помочь!
— И в чем же будет заключаться твоя помощь? — съязвил Барни.
— Ну, знаешь, есть помощь красного цвета, есть — зеленого, а есть — белого. Ты что предпочитаешь?
— А ты что? Наркоторговец?
— Угомонись, Ливингстон! Я веду себя, как подобает доброму соседу.
— Господи! — застонал Барни и решительно зашагал к себе.
Он сел на кровать, несколько раз глубоко вздохнул и пожалел, что не взял у Ланса фенобарбитал.
Его разбудил истерический вой сирены и визг тормозов перед Вандербилт-холлом.
В панике он сел, натянул валявшиеся на полу штаны, сунул босые ноги в кроссовки и бросился на улицу. На лестнице он догнал какого-то студента.
— Что случилось? — в страхе выдохнул Барни.
— Кажется, мы кого-то потеряли, — ответил тот не столько с сожалением, сколько с любопытством. — Судя по всему, для одной из наших красоток бремя оказалось непомерным.
— Для кого? — вскинулся Барни в нетерпении.
Собеседник только пожал плечами:
— А кто ее знает? Я как раз иду узнать.
Барни обогнал его и выскочил в главный вестибюль. В открытые двери виднелась машина «скорой помощи», заехавшая прямо на тротуар. Задние дверцы фургона были распахнуты.
По обе стороны от входа кучками толпились студенты, полуодетые или вовсе в пижамах, а выражение их лиц напомнило Барни о древних римлянах, с жадным любопытством наблюдавших смерть гладиаторов.
Вдруг со стороны лестницы, ведущей в Деканский флигель, появились два санитара в белых халатах с носилками в руках. Тело, с головой закрытое одеялом, было, по всей видимости, уже безжизненным. Барни заслонил путь первому санитару.
— Кто?! — выкрикнул он.
Тот только прорычал:
— Прочь с дороги, малыш! — и плечом отпихнул Барни.
Кто-то тронул его за плечо:
— Барни…
Это была Лора, белая как смерть, но живая!
— Господи, Кастельяно! — выдохнул Барни. — Как я рад тебя видеть!
Она была в состоянии шока.
— Это я нашла тело. Ты не поверишь…
— Кто? — перебил он. — Кто это?
— Элисон Редмонд, — ответила Лора и, уставившись на него остекленелым взглядом, принялась описывать происшедшее — Скальпелем вспорола себе вены. Вся ванная забрызгана кровью. — Ее слегка качало. — Черт, у меня голова кружится. Мне надо сесть.
Барни обхватил ее за талию и довел до кресла в углу вестибюля. Только тут он сам почувствовал, что впадает в оцепенение. Ушел из жизни хорошо знакомый человек.