— А мне он показался нормальным, — невинным тоном возразила дочь.
Реймонд нахмурился. Неужели она такая наивная?
— Я ни за что не позволю тебе играть в теннис с подобным типом.
— Почему это? — удивилась Изабель. — Мне хочется научиться.
— Тогда я найму тебе квалифицированного тренера.
— Так в этом все и дело! Он и есть «квалифицированный»!
Рею было неловко вести эту дискуссию в гостях у Прахта.
— Обсудим это позже.
— Тут нечего обсуждать, папа. Ты меня отпускаешь — и точка.
— Откуда такая уверенность? — удивился он.
— Но я ведь тебя знаю: ты никогда не откажешь мне в том, чего я действительно хочу.
Реймонд стиснул зубы. Впервые дочь проявляла признаки неповиновения.
Нет, это еще мягко сказано. Это был самый настоящий бунт.
Медицинские конференции — явление многоплановое. Столкновение выдающихся умов — и одновременно что-то вроде встречи однокашников. И никогда не обходится без злословия за спиной у коллег, ударов в спину и взаимного уничижения.
Вечером первого дня работы конференции Адам, с сознанием исполненного долга, сидел в ресторане и с наслаждением потягивал коктейль. С ним были несколько калифорнийских коллег. Один из них, специалист из Южно-Калифорнийского университета Эл Реддинг, обвел глазами зал и бросил Адаму:
— Куперсмит, надеюсь, парашют у тебя с собой? К нам на всех парусах направляется Красный Робинсон.
— Поздно, не успеем, — вздохнул Адам. — Только вы не убегайте, не то он убьет меня соломинкой для коктейля.
Речь шла о профессоре Уитни Робинсоне по прозвищу Красный из Школы медицины штата Луизиана, южанине до мозга костей. Свою агрессию он умудрялся облачать в форму подчеркнутой вежливости.
— Профессор Куперсмит, как я рад вас здесь встретить.
— Взаимно, — ответил Адам тем же тоном.
— Не помешаю, если здесь приземлюсь?
— Конечно, нет, профессор Робинсон. Уверен, те, кто знает вас только по публикациям, будут счастливы познакомиться с вами лично. — И лукаво добавил: — Если вы их угостите выпивкой.
Друзья не могли скрыть улыбки. Робинсон был известный скупердяй, явно явившийся сюда в расчете на бесплатный ужин.
— Чего у вас не отнять, профессор Куперсмит, так это умения обидеть человека, — протянул он. — Вам не кажется, что в статье в прошлом номере журнала вы переборщили с нападками на мою теорию эмбриотоксинов? В конце концов, данные мои вы ведь видели.
— Видел, не спорю. И ни одной цифре не поверил. Вы, наверное, единственный в истории ученый, заявляющий о стопроцентном результате. Если так дальше пойдет — у вас скоро вылеченных пациентов окажется больше, чем тех, кто изначально к вам обращались.
Но Робинсона не так легко было вывести из себя. В медицине главная задача закулисных игр — не сжигать мосты, а приобретать союзников.
— Куперсмит, — пропел профессор, — при всем различии в наших с вами взглядах, разве нельзя допустить, что моя методика тоже может быть эффективной, даже если она в корне иная?
Адам задумался. Стоит ли связываться? Но нет, этому проходимцу спуску давать нельзя. Искушение было слишком велико.
— Видите ли, это ведь не волновая и корпускулярная теория света, которые вполне могут сосуществовать. Вы либо принимаете мою точку зрения — и боретесь с аллогенной реакцией иммуносупрессивным методом, — либо стоите на своей, и тогда применяете, выражаясь фигурально, ручную гранату в качестве лекарства.
Робинсон, чувствуя, что у него выбивают почву из-под ног, поднялся и пожелал своим знаменитым коллегам доброй ночи.
Когда он удалился, Эл Реддинг повернулся к Адаму:
— Почему ты его так легко отпустил?
— Так уж вышло, — ответил Адам. — Он, конечно, негодяй, каких поискать, но ведь и не скрывает этого. — Адам переменил тему: — Ну что, по последней? А чек, шутки ради, подпишем фамилией Робинсон.
— Не стоит, — робко вставил еще один медик. — Он меня уговорил пустить его пожить к себе в номер.
* * *
Адам еще возился с замком, когда в номере зазвонил телефон. Это оказалась Тони.
— Бог мой, — не вполне трезвым голосом пробурчал он, — в Бостоне, наверное, уже почти утро.
— Да и у вас там уже давно не вечер. Ты где пропадал? Я тебе уже три часа названиваю.
— А что случилось?
— Твоя дочь, кажется, угодила в историю. В школе.
— Что за история? — забеспокоился он.
— Ну, чтоб ты понял масштабы бедствия, их директриса мисс Мейнард звонила нам домой. Насколько можно судить, Хедер с двумя подружками попались на курении в туалете.
— Черт! — рассердился Адам. — Что у них там за дети учатся?
Тони помолчала.
— Это еще не самое неприятное, — мрачно объявила она. — Мало того, что из этой троицы она самая младшая, так еще мисс Мейнард утверждает, что сигареты были именно ее.
Адам бросил взгляд на часы.
— Послушай, Тони, — быстро произнес он, — мне тут еще целый день заседать. Ты как, сможешь удержать оборону?
— Оборону? Удержу. А вот за себя не ручаюсь.
— Ты давай-ка успокойся и поспи. Утром позвони, все обсудим.
Адам устало опустился на кровать, пытаясь разгадать причину странной детской выходки. Это, конечно, могло быть совпадением, что дочь решила привлечь к себе внимание как раз в тот момент, когда он в отъезде. Адаму захотелось немедленно ей позвонить и сказать, как он ее любит.
Он подавил этот порыв, благоразумно решив, что, разбудив девочку в такой час, можно вызвать еще более деструктивные последствия.
Но, поразмыслив, он стал находить в случившемся и положительные стороны. Проступок дочери будет отличным поводом всей семьей сходить на консультацию к психологу.
Лиз давно к этому призывала, рассчитывая, что это откроет Тони глаза на свою не вполне адекватную роль в семье.
Однако в глубине души Адама терзали сомнения, он не верил, что Тони можно каким бы то ни было образом перевоспитать.
Стоя в ванной с зубной щеткой во рту, он вдруг вспомнил, что забыл позвонить Ане Авиловой. Он знал, что она рано встает, поэтому смело двинулся к телефону. В Бостоне сейчас половина седьмого.
Однако на звонок никто не ответил.
Тони была вне себя.
— Спорим, тебе это вбила в голову твоя старая бездетная ведьма. И слышать не желаю ни о каких психотерапевтах! Чтобы еще чужие люди копались в нашей семейной жизни! — кричала она. — Мы вполне в состоянии сами справиться с девочкой. Во всяком случае, я ни в чьей помощи не нуждаюсь.