— Вы успокойтесь, — сказал он дамочке добрым голосом. — Не волнуйтесь. Никто никого не убьет, мы не дадим. А муж ваш и вправду в соседнем кабинете. И с ним все в порядке. Сейчас показания запишут, и поедете вы домой спокойненько.
— А… тот?
— А того до утра задержим, а если будет санкция, значит, под стражу возьмем.
— Как санкция?! — крикнула Мелисса. — Да он меня два раза пытался убить, вы понимаете? Да если бы не Васька, я бы сейчас… я бы сейчас в лесу каком-нибудь подмосковном лежала, разрезанная вдоль и поперек на куски!
— Страсти вы какие говорите!
— Да он маньяк, вы понимаете или нет?! Он — самый настоящий маньяк! Он даже дышит, как маньяк.
— Ну, это для санкции не основание, — сказал подполковник. Все он хотел ее успокоить, а получалось, что она еще больше волнуется, — Вы мне все в подробностях расскажите!
— Товарищ подполковник, Владимир Иваныч, а в разработке-то он есть, — негромко сказал старший лейтенант и кивнул на свой компьютер. Он боком сидел за столом и уже некоторое время стучал по клавишам. Вид у него был удивленный, словно он не ожидал, что Мелисса Синеокова не врет. — Вон из Питера прислали! А я и не посмотрел…
— На которого? — деловито осведомился подполковник. — На мужа или на второго?
Мелиса похолодела.
— Как… на мужа? На Ваську?
Они переглянулись, и Мелисса поняла, что дело плохо.
* * *
Лера Любанова в особняке на Николиной Горе нажала кнопку отбоя на своем телефоне, сунула его в карман и задумчиво посмотрела наверх. На перилах лестницы темного дуба отражался свет крохотных светильников, которые она зажгла, потому что не знала, как зажечь люстру. Картины канули в полумрак и оттуда, из полумрака, глядели странными подозрительными глазами.
Для того чтобы ехать спасать Мелиссу, ей нужно… отпроситься. Ей нужно сделать так, чтобы Ахмет ее отпустил, и она понятия не имела, как это делается! Она никогда ни у кого не отпрашивалась, даже в школе с уроков. Если ей нужно было уйти, она вставала и уходила.
Помнится, в первом классе так все и произошло. Она встала, вся такая кудрявая, крепенькая и в бантах, сложила учебники в ярко-рыжий ранец, привезенный папой из командировки в Ригу, потрясла пенал, проверяя, все ли там на месте, и пошла к двери. «Любанова, вернись! — скомандовала Марья Александровна. — Сядь на свое место сейчас же!» — «Я домой пойду, — сообщила Лера Любанова и потянула на себя тугую, покрашенную холодной голубой краской классную дверь. — Скучно тут у вас! Чего просто так сидеть-то?»
И ушла. Пока потрясенная Марья Александровна приходила в себя, пока собиралась с силами, чтобы мчаться поднимать тревогу, беглянка уже все коридоры прошла, отворила дверь на улицу, сбежала с крыльца и деловито подтянула колготки — приготовилась идти домой. Насилу ее тогда поймали и водворили в учительскую — до приезда отца, спешно вызванного с работы.
«Да не буду я сидеть с ними, — объяснила отцу семилетняя Лера. — Они какие-то шалашики рисуют, а мы с мамой весь букварь еще когда-а прочли! Прошлой зимой, вот когда!»
Оказалось, что «шалашик» — суть литера «А», с которой первоклассники начали изучение великого и могучего русского языка. Отец долго хохотал, а потом перевел ее из первого класса сразу в третий. Он был ответственный работник, и ему разрешили перевести ребеночка-вундеркинда. Лера Любанова вскоре заинтересовалась уравнениями, где была странная буква икс, и еще мальчиком Мишей, с которым ее посадили, и больше из школы не уходила.
Она никогда ни у кого не отпрашивалась, и вообще считала это верхом глупости — как это ее могут куда-то не пустить, если ей туда нужно?!
Она была совершенно уверена, что Ахмет Баширов не пустит ее среди ночи в отделение милиции выручать подругу, которую посадили в «обезьянник». Или еще не посадили, а только собираются посадить. Или это ее мужа посадили, а ее вовсе и не собирались сажать, только теперь все в «обезьяннике», и Лере тоже туда нужно!
Я боюсь, поняла она и сжала в кулачки руки, засунутые в карманы халата. Я боюсь, что стану его просить, он меня не отпустит, и мы поссоримся. Невозможно было себе представить, как именно Баширов станет с ней ссориться, и оттого казалось, что это будет очень страшно.
В конце концов, она знает его всего только один день. Один день и одну ночь.
Никогда в жизни она не совершала ничего подобного и, кажется, ничуть не раскаивалась в том, что именно сегодня и совершила!..
Пусть все, что угодно, пусть дальше ничего не будет — хотя ей кажется, кажется, что будет все! — но у нее был этот день, этот человек и эта ночь.
Она совершенно свободна — даже не до следующей пятницы, как говорил Винни-Пух Пятачку, а совсем, совсем свободна, и никто и ни в чем не может ее упрекнуть!
Да, она его совсем не знает. Да, она понятия не имеет, что он за человек. Да, нехорошо прыгать в постель к мужчине после первого дня знакомства. Нет, даже не после, а в течение! В течение первого дня знакомства.
Но он одним махом разрешил все ее трудности и избавил от всех бед, которые казались неразрешимыми, огромными, как гора Арарат.
Женщинам такие вещи представляются очень важными, знаете ли! Им, знаете ли, иногда важно, чтобы появился мужчина и взмахом волшебной палочки устранил все затруднения, будто это не затруднения вовсе, а так, ерунда какая-то!
Сила и власть всегда привлекательны — вот уж новость так новость!..
Сейчас ей нужно как-то отпроситься — фу, какое ужасное слово — и спасти Мелиссу, которая опять вляпалась в неприятности, и Лера совершенно не знает, как это сделать.
Баширов появился в гостиной неслышно, как кот, подошел и обнял ее сзади.
— Ты знаешь, — сказала Лера, решив, что броситься головой в омут будет самым правильным решением, — мне нужно срочно уехать.
— Прости?
— У меня подруга попала в переплет! Мелисса Синеокова, она книжки пишет, ты, наверное, знаешь! Ее забрали в милицию.
— Она хулиганила?
— Она едва жива осталась на прошлой неделе, когда какой-то подонок ее похитил и пытал!
— Пытал?
— Ну, не пытал, но… все было ужасно. Ахмет, прости меня. Я знаю, ты хотел, чтобы я осталась…
— А что, ты собираешься остаться в милиции?
Он обошел ее, развязал пояс халата, стянул с плеч и бросил его в кресло. Огонь от камина, в котором пылали дрова, отсветом прошелся по совершенному, как у римского воина, телу. Лера отвела глаза.
Ну что он делает?! Разве можно так делать?!