Кира остановилась на полдороге.
Он посмотрел.
Тим “ Валентина таращились на них, Тим даже жевать перестал, а у Валентины выпал из ослабевшей от волнения руки зонтик укропа, и немота их поразила, и неподвижность “сковала члены”, так, скорее всего, выразилась бы Валентина.
Сердце ударило, чары разлетелись, булавка выскочила из мозга – или из сердца, – Кира опустила руки, которыми собиралась обнять его. Не ночью, в беспамятстве по старой привычке, а на кухне, в полном рассудке и согласии с собой.
Ему стало страшно – так он ее любил и хотел.
– Привет, ребята, – сказал он, – это я.
– Мы видим, – откликнулась Кира.
Они не могли даже взглянуть друг на друга.
– Пап, здорово. Здравствуйте, Сергей Константинович, – вразнобой поздоровалась семья.
– Ты будешь… ужинать?
– Да, – Сергей выдвинул табуретку и сел поближе к Тиму. Подальше от греха, то есть от Киры. – Мне надо с тобой поговорить.
– Прямо сейчас?
Почему-то она решила, что говорить он хочет о них и о том, как теперь им жить. Не могут же они жить вместе! Они развелись сто лет назад! Один год два месяца и…
– Я собираюсь вечером поехать в Малаховку, – мрачно заявил ее муж, и Кира моргнула. Ничего подобного она не ожидала.
– Зачем?
– Мне нужно.
– Там не убрано, – обеспокоенно встряла Валентина, – мы еще не были там с зимы.
Тим ковырял курицу одной рукой. Другую он держал под столом, скрестив пальцы “на удачу” – хитрый и тонкий план работал! Третий день подряд отец приезжал к ним по вечерам и даже оставался ночевать, и мама – ничего, не злилась.
– Я тебе объясню, – пообещал Сергей Кире.
– Объясни, – согласилась она холодно. Ей было стыдно оттого, что она решила, будто он хочет снова с ней жить и собирается говорить именно об этом.
– Сергей Константинович, – сказала Валентина и зашлась пунцовым девичьим румянцем, – относительно утреннего недоразумения я бы хотела разъяснить… я уверена, что на самом деле вы ничего такого не думаете, что… вы сказали, что я… бедного мальчика…
Сергей открыл было рот, но Кира под столом пнула его ногой, и рот закрылся.
– Я никого, никого не видела на лестнице и во дворе! – воскликнула Валентина истово. – Я была немножко… занята своими мыслями, кроме того… знаете, радикулит и аллергия… Моя аллергия – верный признак весны! Как хорек Фил на Индюшачьей горке предчувствует весну, так и…
– Сурок, – поправил осведомленный Тим, – день сурка, а не хорька!
– Да-да, сурок, Тимочка. Так вот мой нос вновь стал напоминать о себе…
– Что, – вдруг спросил Сергей, – что вы сказали?
– Су… сурок, – выговорила бедная Валентина, – сурок Фил. Он предсказывает весну.
– Нет, – перебил Сергей, – до этого?
– До… этого? – пролепетала Валентина. – Ничего особенного. У меня аллергия. Любые запахи вызывают у меня непроизвольное чихание. Так сказать…
– Сереж, ты что?! – спросила Кира, заметив, что муж совершенно переменился в лице. – Что с тобой? Тебе плохо?
– Плохо, – ответил он злобно, – мне плохо.
– Может быть, воды? – всполохнулась Валентина и вскочила, чтобы немедленно начать его спасать. – “Скорую”? Тимочка, мальчик, иди в свою комнату! Кира, в холодильнике валокордин, справа, на полке. Боже мой, это опасно! Молодые мужчины в этом возрасте особенно подвержены кризисам!.. Скорее, Кира!
– Стоп, – приказал Сергей, – мне не нужен никакой валокордин. Со мной все в порядке. Просто я… понял.
– Что? – выдохнула Кира.
– Все, – ответил ее муж и улыбнулся, – правда, все. По крайней мере, я понял, почему все видели Валентину, когда она давно ушла.
– Ты даешь! – восхитился Тим и от восхищения вынул из-под стола руку со скрещенными пальцами. – Ты даешь, пап!
– Меня?! – вопросила Валентина, попятилась и повалилась на гобеленовый диван. Нашарила рукой журнал “Старая площадь” и стала им обмахиваться. Кира быстро достала из холодильника – на полке справа – валокордин и накапала в стакан.
– Это совсем просто, – продолжал Сергей, – а я и не догадывался!
– О чем?!
– Ты приехала, – начал он скороговоркой, – и Валентина ушла. Это было после семи или около семи. В восемь, когда приблизительно убили Костика, Валентина появилась снова. Ее видели Марья Семеновна, Федот Шубин и его Вася – словом, все. Никто не видел, чтобы в подъезд заходил или выходил из него чужой человек. Мася лаяла как на чужого. Откуда взялся этот чужой? Почему его никто не видел?
– Ну? – выдохнула Кира. – И почему?
– Потому что чужой – и есть наша Валентина!
Упомянутая Валентина взвизгнула. Тим шумно вздохнул.
– Пап, ты что? С ума сошел?
– Да нет, – сказал Сергей с досадой, – конечно, это был другой человек, одетый точно так же, как наша Валентина!
Кира опустилась на диван рядом с домработницей, вынула из ее ослабевших рук журнал “Старая площадь” – выпуск за март – и тоже стала обмахиваться.
– Ребята, – терпеливо проговорил Сергей, – все логично. Валентина приходит и уходит каждый день. Ее все знают. Все к ней привыкли. Кроме того, она одевается одинаково. Всегда. Это верно, Валентина?
– В общем… наверное… наверное, да.
– Не наверное, – поправил Сергей, – это точно. Вы пришли к нам впервые в этом самом клетчатом пальто и берете. Это было лет десять назад. Правильно?
– Племянники, – забормотала Валентина, как будто Сергей собирался немедленно передать ее в руки правосудия за то, что десять последних лет она носит одно и то же пальто, – племянницы… неустроенность… трудный быт… я чем могу… я должна… Это мой долг – помогать, и я помогаю, я-то ведь, слава богу, зарабатываю хорошо, и мне всего хватает, а они…
– Они сами зарабатывать не могут, – подытожил Сергей, – все ясно. Вашему пальто уже десять лет.
– Тринадцать, – поправила Валентина, – если хорошо ухаживать за вещами, они отслужат…
– Кроме того, оно зимой и летом…
– Одним цветом! – вступил Тим.
– Вот именно. Убийца видел вас. Я так понимаю, что не один раз. Ваше пальто, берет и… макияж. Дальше все очевидно. Он надевает клетчатое пальто, берет, красит губы лиловой помадой и становится вами. Конечно, никто не смотрел ему в лицо! Зачем? И так понятно, что это Валентина Степановна из двенадцатой квартиры, которая все время в таком пальто и в таком берете! Он делает свое дело и спокойно уходит, и все его видят, и никому в голову не приходит, что это и есть убийца, и он только что застрелил человека. Идея совершенно безошибочная. Отличная идея.