— Это — Вихрик! Он хороший, тёплый. Познакомься! — сказала Глазастик.
— Я тёплый, тёплый, тёплый! — послышалось сразу со всех сторон.
— Здравствуй! — неуверенно сказала Катя, вертя головой, потому что Вихрик был как-то сразу и справа, и слева, и над ней.
— Я знаю, она не хочет дружить со мной, потому что я прозрачный! — с обидой просвистел Вихрик и остановился на мгновение. Катя успела увидеть, как углы его рта горько опустились.
— Неправда. Я с тобой дружу. — Глазастик протянула руку, и на короткий миг ей на ладонь опустилась прозрачная рука с растопыренными пальцами.
Но тут же Вихрик снова закружился, свившись в кольцо. Он сдул со лба Кати чёлку, сунул руку за воротник её пальтишка. Рука Вихрика была неуловимо быстрой, пальцы шевелились, щекоча её. Но Катя не была уверена, что у него только две руки.
Мелькнуло его лицо, всё в веснушках. Эти веснушки словно плясали у него на носу и на щеках.
— А ну-ка, посмотри получше, что это? Что это? — Вихрик потянул Катю за шарф. — Не отгадаешь!
— Разве не веснушки? — сказала Катя.
— Может, и веснушки! Может, и веснушки! — просвистел Вихрик. — А может, просто горсть песка. Просто горсть песка, которую я кручу-верчу у себя на носу, чтобы больше походить на мальчишку! — И добавил застенчиво: — Это я, чтобы понравиться Глазастику, чтобы она со мной дружила, дружила, дружила!
— А я и вправду с тобой дружу, — серьёзно сказала Глазастик.
Вихрик радостно взмыл кверху и тут же снова вернулся.
— Вы что-то говорили, а я забыл, забыл, забыл! — просвистел Вихрик, и голос его вдруг зазвенел печалью. — Я всё так быстро забываю. Всё вылетает у меня из головы!
— Мы не знаем, как нам пройти мимо стражника. Может, ты нам поможешь, Вихрик? — попросила Катя.
— Пусть Глазастик скажет: «Вихрик, помоги, помоги, помоги!» — с этими словами Вихрик кольцом завертелся вокруг Глазастика. Дунул ей в лицо.
— Помоги, пожалуйста, — кашляя, сказала Глазастик. — Ну какой ты! Зачем в лицо дуешь?
— Я умею, умею, умею, — послышалось сразу со всех сторон. — Я умею говорить на разные голоса, на всякие голоса!
Вихрик рванулся с места и вмиг очутился возле ворот.
— Рыжий Нос, Рыжий Нос! — послышался неизвестно откуда визгливый женский голос.
— Турнепс, милая, это ты? — вскинул голову Рыжий Нос, оглядываясь по сторонам.
— Это я, я, я, твоя Турнепс, — продолжал всё тот же визгливый голос. — Я принесла твои любимые пирожки с грибами, с грибами, с грибами!
— Мои любимые пирожки, — растроганно повторил Рыжий Нос. — А где мои пирожки? То есть, я хочу сказать, где ты, моя милая Турнепс?
— Я тут, тут, тут. — Теперь визгливый голос и вправду доносился откуда-то издалека. — Я жду тебя за углом, за углом, за углом. Пирожки ещё тёпленькие, тёпленькие!
— Тёпленькие!.. — умилился Рыжий Нос. Прислонив к воротам алебарду, он заспешил вдоль дворцовой стены и скрылся за углом.
Оттуда послышался свист, похожий на смех, и разочарованный голос Рыжего Носа:
— Турнепс, милая, где же ты?
Девочки не стали медлить. Схватившись за руки, они проскользнули в ворота.
— Спасибо! — шепнула Глазастик.
— Спасибо, спасибо, спасибо! Глазастик сказала мне «спасибо»! — ликуя, прозвенели взлетевшие кверху снежинки. Катя ещё успела заметить, как их подбрасывают сквозные, прозрачные руки Вихрика.
Голубой свет падал в узкие окна дворца и рисовал на навощённом паркете голубые окна, только ещё более вытянутые.
Король от нетерпения не мог усидеть на троне. Он вздрагивал, кутался в горностаевую мантию и нервно щипал кружева на манжетах.
— Сделано ли всё, как я приказал? — в который раз спросил король.
— Щели замазаны, замочные скважины заткнуты, — изгибаясь и кланяясь, сказал Главный Королевский Обхитритель. Он был такой длинный и гибкий, что, когда он кланялся, казалось, он завязывается узлом. — Во дворце ни одного ветра, ветерка или даже невинного сквознячка. Проникнуть во дворец нельзя, подслушать невозможно. На всякий случай у каждой двери поставлены хитроумные капканы и ловушки для ветра. Если какой-нибудь ветер и проберётся — угодит в капкан.
— Давно пора вить из ветра верёвки и канаты, — заметил барон Нибумбум, наивно мигая голубыми глазами. — А из тех ветров, что покрепче, — ковать якорные цепи.
— Она здесь! Она прибыла! Она поднимается по лестнице! — зашелестели придворные.
— Не слишком ли тихо она ступает? Я что-то не слышу её шагов, — взволнованно проговорил король. — Я не хотел бы, чтобы она оказалась слишком лёгкой. Королева должна кое-что весить. Ах нет! Вот её прелестные шаги: топ-топ-топ!
Двери распахнулись. Придворные вытянули шеи, придворные дамы привстали на цыпочки.
Наоборот Первый и Наоборот Второй ввели в зал слегка упирающуюся Ниточку.
Ниточка вошла и остановилась посреди зала.
Не будем скрывать, она слегка приоткрыла рот и растопырила руки, что придало ей несколько глуповатый вид.
Но её золотые волосы! Померк голубой свет, падавший в окна. Всё озарилось тёплым блеском, словно в зал внесли сразу множество зажжённых свечей.
— Она несомненно!.. — воскликнул король и умолк, разглядывая Ниточку.
Придворные в растерянности переглянулись. Что имел в виду их повелитель? Это нищее платье, пальчики, исколотые иглой. Грубые башмаки, похожие на ореховые скорлупки…
Но, с другой стороны, милое испуганное лицо и золотые волосы!
Молчание тяжело повисло в воздухе. Все головы невольно повернулись к Главному Сборщику Улыбок. Обычно он раньше всех догадывался, что, собственно, имел в виду его величество король.
Но на этот раз Главный Сборщик Улыбок витал мыслями где-то далеко.
И не удивительно. Дело в том, что, проходя через зеркальный зал, Главный Сборщик Улыбок увидел не кого-нибудь… а самого себя. Что это был он сам и никто другой, сомневаться не приходилось.
Сборщик Улыбок узнал свою шляпу с павлиньим пером. И свой плащ, вышитый по краю узором из золотых снежинок.
Главный Сборщик Улыбок хотел было окликнуть, но… позвольте, кого, кого окликнуть? Самого себя? К тому же, как это сделать? Крикнуть самому себе вдогонку: «Мой дорогой Я, погоди! Я догоню тебя, вернее, себя!»
Всё это была какая-то бессмыслица. Главный Сборщик Улыбок терялся в догадках.
— Ну! — нетерпеливо проговорил король.
Наоборот Первый решился, наконец, прервать мучительное молчание.
— Ваше величество, я предполагаю, что в ней несомненно есть то, что вы в ней находите, — осторожно заметил Наоборот Первый.