На вид ей было лет восемнадцать, и она никак не производила впечатления ночной бабочки, возвращающейся домой после целого вечера утомительной, но прибыльной работы. Она была похожа на девочку из хорошей семьи, которая только что вышла погулять со своим любимым французским бульдогом. На ней был короткий норковый полушубок, плотные зимние брючки и низкие, явно не дешевые ботиночки.
— Как вы сюда попали? — неожиданно для себя хмуро спросила Лидия и за локоть потянула девушку из сугроба. Та послушно встала.
— Я? — спросила она с некоторым удивлением. — Я… на электричке…
— На какой, елки-палки, электричке!.. — простонала Лидия. — Идти можете?
— Да-да, — заторопилась жертва, — могу, конечно… Только я не понимаю куда…
— То есть как не понимаете? Вам что, плохо?
— Нет, — сказала девушка, как бы проверяя себя, — не плохо… Вы не знаете, как мне пройти к школе-интернату?
Лидия чуть не упала.
— Зачем вам к школе? — спросила она подозрительно. Метель хлестала по лицу, забиралась под одежду, заставляла то и дело прикрывать глаза.
— Мне… нужно, — твердо сказала девушка. — Я специально сюда приехала среди ночи. У меня очень важные дела.
— У всех сегодня дела в местной школе. Какое-то на редкость популярное место, — пробормотала Лидия сердито. — Садитесь, я довезу вас до этого дурацкого интерната.
Девушка посмотрела на Лидию с некоторой опаской, но все же пошла к машине. После уличного холода и ветра, пробиравшего сквозь все слои одежды до самых костей, казалось, что в салоне очень тепло. И метель, оставшись за стеклами, потеряла силу и стала слабой и совсем не страшной.
— Ну? — спросила Лидия, запуская двигатель. — Что у вас за дела? На интернатского ребенка, который возвращается из театра, вы совсем не похожи.
— Я и не возвращаюсь, — объяснила девушка, — У меня друг в беду попал, и я не знаю, как ему помочь. Я позвонила его брату, он обещал что-то сделать и больше к телефону не подходит. Я звонила, звонила, а там автоответчик… Я и решила, что должна… сюда поехать.
Должно быть, она казалась себе отчаянно храброй — домашняя, смирная девочка, потащившаяся ночью за город на электричке. Храброй, безрассудной и благородной.
— Брата зовут Егор? — на всякий случай уточнила Лидия, хотя и так все было ясно. Девушка дико на нее взглянула и кивнула, как под гипнозом.
— А вас как зовут?
— Лиза, — пробормотала она тоном партизана, под пытками выдавшего своих.
— Вы мне расскажите, что знаете, Лиза, — попросила Лидия, стараясь быть как можно более ласковой, — и мы с вами решим, что нам делать дальше. Ладно?
— А вы… кто? — ошарашенно спросила девушка. Лидия вздохнула.
— Я лучшая подруга брата вашего попавшего в беду друга. Можно сказать, любимая. Так что рассказывайте побыстрее.
* * *
С самого начала все пошло не так, как нужно. С того самого момента, как они с Зайцем сели в машину к этой девице с ее коньячным голосом.
И как это вышло, что их подобрала именно она?! Егор был уверен, что и от школы она ни за что не уедет, просто так не уедет, из упрямства и вздорности характера, но она уехала, как только они отошли в глубокую тьму, к самой стене.
— Ничего баба. — сказал в ухо Заяц одними губами, как их когда-то учили, — симпатичная.
Егор отмахнулся от него. Прибор ночного видения действительно не помешал бы, тем более что они не имели никакого представления о том, где им искать Димку и есть ли в подвал вход со стороны неработающей трансформаторной будки.
“Хренов братец, задал ты мне работу!” Они довольно долго ковырялись с замком, и когда вошли в выстуженное крохотное помещение, заставленное ржавыми распределительными коробками, фонари, зажатые в зубах, высветили в цементном полу лаз. Заяц быстро и профессионально пробежал пальцами по ледяному бетону.
— Нет. — От зажатого в зубах фонаря он говорил невнятно, — Здесь не пройдем, надо в обход. Ты точно знаешь, что под ней подвал?
Егор кивнул.
Перемахнув решетку, короткими перебежками они добрались до школы и здесь потеряли еще довольно много времени, прикидывая, сколько внутри может быть охраны и где она.
Охранников оказалось двое, и были они не слишком усердными. Одного Егор пристегнул к батарее, другого Заяц сунул в сейф.
— Слушай, — спросил он, закончив эту несложную процедуру, — а ты уверен, что мы попали куда надо? А то будет завтра история… Как твое знаменитое чутье? Его знаменитое чутье, обострявшееся в минуты опасности до звериного, говорило — все правильно. Они пришли куда надо. Только бы теперь не оказалось, что пришли слишком поздно…
На поиски подземного хода они тоже потратили довольно много времени. Только в кино у супергероев все получается легко и как-то само собой.
Шубин с Зайцем не были супергероями, и поиск подземелья затянулся. Но все же они его нашли.
Едва вступив в темную нору, Егор почувствовал, как в одну секунду до предела обострились слух и нюх, похолодело в спине, и пистолет, про который он забыл, тяжело и весомо уперся в бок. Коридор был бетонный и освещался одной-единственной лампочкой в железном наморднике.
Нора оказалась не слишком длинной и быстро вывела их к воротам, похожим на гаражные. Из-под ржавых, неплотно прилегающих друг к другу двустворчатых дверей пробивался свет. Он был намного ярче, чем в норе. Егор, шедший впереди, поднял руку, и Заяц замер у него за спиной. До них доносились какие-то голоса, вскрики, но никаких слов нельзя было разобрать.
Второй час ночи. Воспитанники добропорядочной школы-интерната давно должны спать.
— На счет “три”, — одними губами сказал Егор и вытащил пистолет.
Вот тут они и допустили сразу несколько ошибок. Во-первых, они не ожидали, что их так много. Не пять и не десять, а человек тридцать.
Во-вторых, почему-то они совершенно не были готовы к тому, что это… дети. Обыкновенные дети, от четырнадцати до шестнадцати, в джинсиках и свитерочках, с серыми от страха лицами.
В-третьих, Егор увидел Димку.
Димку, прикованного к бетонной стене. Димку с залитым черной кровью лицом. Димку, мертво свесившего голову набок. Он был почти голый — в одних нелепо сползших трусах, и худосочное, с выпирающими ребрами тело — все, от шеи до лодыжек, — было одним сплошным синяком. За свою жизнь Егор перевидал множество таких тел.
Взрослых оказалось всего трое. Два гадко ухмыляющихся палача — один лет под тридцать, второй немного старше, а третий, высокий красавец с благородным ассирийским лицом, значительным бледным лбом и маленькой бородкой, — лет сорока. Он быстрее всех сообразил, что нужно делать.