– Ты давно себя в зеркало видела? – спросила меня Дашка, с трудом обойдя выставленный перед креслом пуфик.
Она становилась неуклюжей. Скоро даже самая простая работа по дому могла оказаться для нее опасной. Уже и сейчас я старалась все, что можно, делать сама, пока Свинтуса нет. То, что наша с ним «служанка» беременна, оказалось для него более чем неприятным сюрпризом, он уже как-то свыкся с мыслью, что в нашем доме будет жить смешливая девушка, но представить себе, что в нашем любовном гнездышке будет раздаваться громкий детский плач и мы будем бегать вокруг чужого ребенка, не спать ночами… Он решительно не понимал, что происходит и почему я совершенно не готова уволить родственницу. Но когда он заговорил об этом, я взяла и расплакалась ни с того ни с сего.
– Ты что, ты что? Люля, сдурела? Не реви! У тебя что, критические дни? – возмущался он, убеждаясь в том, что успокоить меня не получается ни криками, ни уговорами. Даже бокал любимого вина на меня не подействовал.
– У меня критические месяцы! – всхлипнула я, а потом заперлась в ванной и сидела там до самого вечера.
Понятное дело, что на некоторое время вопрос с увольнением беременной родственницы отпал. По крайней мере до родов, которые становились все ближе и ближе. Я знала, что это ненормально – вот так выпасть из процесса делопроизводства, забот-то по дому было много. У Дашки отекали ноги, нужно было постоянно делать массажи и пить разные травки. Ей запретили много ходить, но она все равно продолжала, упорная поганка, таскаться по своим институтам. И уже не только по тем, где мог найтись мифический Юра Смирнов, но и просто – к друзьям, которыми она обросла, на вечеринки, куда ей было непременно нужно пойти. Я понимала, что ее воспитанием нужно заниматься, что ей всего ничего лет, что в голове ветер, а в животе ребенок, и все это так или иначе моя проблема. У меня просто не было на это сил.
– Ты видела себя в зеркало? Ты когда последний раз голову мыла? – спросила меня Дашка, вырвав из моих рук очередной мягкий томик какого-то бессмысленного шпионского романа с продолжением. Кажется, на первых его страницах кто-то умер, но я уже забыла, зачем и почему.
– А ты не нюхай, – фыркнула я, попытавшись накрыться пледом с головой.
– Юля, так дальше продолжаться не может. Рядом с тобой скоро кошки выть с тоски будут. Ты же страдаешь.
– Ничего подобного. Я никого не трогаю, и вы не трогайте меня.
– Да послушай ты…
Дашкин голос зазвенел от напряжения, она тянула за один конец пледа, а я жесткой хваткой вцепилась в другой. Силы были неравными, Дашка вела здоровый образ жизни, много гуляла и ела за двоих. Я страдала бессонницей, питалась в основном чаем и периодически беззвучно рыдала в ванной. Конечно, она вырвала у меня плед. От напряжения ее отбросило назад, и она шлепнулась на ковер. Я вскочила.
– Ты как? Ты что? Ну, свихнулась? Зачем тянула?
– Все вопросы или еще остались? – злая, красная Дашка схватила мою руку и тяжело поднялась с места. – Я от тебя не отстану и не надейся. Думаешь, если будешь долго-долго сидеть и смотреть в одну точку, все решится само собой?
– Ну… – Что-то в этом роде я и ожидала, если не осознанно, то бессознательно.
– Он спрашивал о тебе.
– Дашка! Я же просила!
– Просила? О чем? Я не понимаю, как так можно. Каждый раз, когда я приезжаю на осмотр, он смотрит на меня такими же, как у тебя, больными глазами и спрашивает, как твои дела, как твоя работа. Черт, работа! Ты, знаешь ли, могла бы просто сказать ему, что он тебе не нужен, и все. Зачем мучить человека? Не будь такой глупой, он не сможет просто взять и потихоньку забыть тебя. И ты – ты тоже.
– Я его уже почти не помню. Даже лицо начала забывать, – пожаловалась я.
– Молодец, поздравляю. Слушай, а может, хоть тогда меня бы перевела к другому доктору? Сколько можно спрашивать, как он выглядел, что говорил, в чем был одет. Выглядел ли счастливым или несчастным. Я так не могу.
– Дашка!
Я села на пол и закрыла лицо ладонями. Я не знала, что сказать. Я не знала, что делать. Ситуация была совершенно безвыходной. Я любила Архипова так, как никого и никогда не любила. Я готова была убить за то, чтобы увидеть его снова, но… Когда мы вернулись из Красной Поляны, моя жизнь обернулась самым настоящим кошмаром. Свинтус вернулся из Таиланда и практически поселился у меня безвылазно. Он терпел мои салаты, которые ненавидел. Однажды он пришел домой с пачкой пельменей, чем потряс и напугал меня до глубины души. Он ничего не требовал и ничего не хотел, кроме меня самой. Однажды Архипов позвонил, когда Свинтус сидел рядом со мной на диване и смотрел новости. Он лениво скользнул взглядом по экрану моего телефона, где крупными буквами высветилось «сервис_jura». Я почувствовала, как сердце у меня проваливается в пятки от паники и страха, как легкая дрожь начинает бить по всему телу. Я взяла трубку, с трудом справившись с собой, и сказала довольно грубым голосом, что сейчас не могу говорить.
– Это кто? – сонно спросил Свинтус.
– Да звонят, предлагают купить новые какие-то кофеварки, – пожала я плечами.
Этот ответ Свинтуса устроил, а мне пришлось, улучив минутку, переназвать архиповский номер «домоуправлением». Я решительно утопала в ситуации. Архипов обиделся, мне пришлось потом долго объяснять, что у меня было совещание. Я попросила его не звонить мне, сказала, что лучше буду звонить сама, когда у меня будет время. Но днем он сам был занят, у него были то операции, то приемные часы, то какие-то летучки. Он сказал, что решил защищать докторскую диссертацию, что это глупо, но ему нужно куда-то двигаться. Архипов просил меня приехать, и однажды за эти два месяца я все же решилась и оказалась у него в гостях, в скромно обставленной трехкомнатной квартире. Его мама ушла к соседке, его диван ужасно скрипел. У него на кухне над столом были натянуты веревки, на которых сушилось недавно выстиранное белье. Мне было там удивительно хорошо. Свинтус позвонил, когда я уже уходила – он искал меня весь вечер. Свинтус приехал домой рано, ушел еще с обеда, и надеялся пойти со мной в кабак. Он назвал меня дрянью и потребовал, чтобы я не смела играть с ним в «сучьи игры». Он кричал так, что я отключила связь.
– Начальник, – сказала я Архипову, который понял только то, что я получила неприятный звонок и расстроилась.
– Только не говори, что ты снова уедешь! – побледнел он.
– Боюсь, что придется. – Я развела руками.
Я поехала домой, безвольно следуя привычному маршруту. Конечно, так продолжаться не могло. Я уехала в «командировку» на две недели. Всю «командировку» я провела в кресле перед телевизором. Свинтус извинялся за то, что сделал, и за то, чего не делал. Он подарил мне браслет от Картье. Пришлось постараться и изобразить радость. Мы съездили в Питер на выходные, Свинтус решил подбавить в мою жизнь немного романтики. Он искренне считал, что весь этот сплин и хандра – последствие невыносимо серой и скучной зимы в Москве, но уехать в теплые страны он не мог. Работа. Проблемы. Коррупционеры, заявления, все на нем, все сам, и никому ничего поручить нельзя – кругом одни дебилы. Кого-то из его подчиненных посадили в СИЗО.