Трепетный трепач | Страница: 43

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Он тяжело поднялся и побрел к своей машине. А начать надо так: «Я — урод! — с гордостью подумал Игнат». Почему Игнат? — спросил он сам себя. А так… Назло!

…Сонька и в самом деле осталась у меня ночевать. Весь вечер она врачевала мои раны и пыталась меня развеселить.

— Лерка, а ты представь, что этому уроду все-таки удалось бы тебя трахнуть…

— Зачем?

— Чтобы понять, как хорошо, что этого не случилось. Подумай, он ушел бы, а ты осталась, мало того, что избитая, а еще и изнасилованная. Ужас?

— Ужас!

— Вот! Что и требовалось доказать.

— Знаешь, Сонька, вот если б с тобой такое случилось, я бы точно так же тебя утешала, точно так же!

— Потому что мы с тобой обе умные бабы. И сильные.

— Ну да, сильные, он вот без единого синяка ушел…

— А ты что, не сопротивлялась?

— Еще как!

— Та к может он весь в синяках домой явится. И еще роман про это напишет, урод!


Время шло. Благодаря Соньке, мои синяки прошли на удивление быстро. Звонил Игнат. От детей приходили восторженные письма. Деньги Лощилину Соня отослала. Игнат регулярно звонил. Говорил, что, конечно, придется задержаться. Ну, у нас это обычное дело.

Но вот уже три дня от него ничего не было. Я начала волноваться, но еще не очень, так уже бывало. Но на пятый день не выдержала и стала звонить сама. «Вне зоны действия сети». Полезла в Интернет, нет ли сообщений о каких-то несчастьях в съемочной группе? Ничего. И то хлеб. Мне нужно было поехать на студию, я спустилась во двор к машине и вдруг увидела идущую мне навстречу Виту Адамовну с собакой. Я растерялась. И молча кивнула ей. А она посмотрела на меня с таким торжеством, что мне стало нехорошо. Чего ей торжествовать? Ну, предположим, Игнат позвонил ей, они помирились, но разве это повод для торжества? Или он дал ей этот повод? Сказал, что она была права и он ко мне не вернется? Вот тогда есть причина торжествовать. Меня физически затошнило. И я позвонила Соньке. Рассказала про этот взгляд.

— Лер, не бери в голову! Мало ли… может у нее просто крыша поехала?

— Нет, Сонечка, это был взгляд вполне осмысленный. Она хотела мне показать…

— Что показать? Что она, возможно, помирилась с сыном, несмотря на тебя? Ну и что? Пусть. Ты ж ему ультиматумов не ставила, мол, или я или она?

— Да боже упаси!

— Ну и вот! Помирился он с мамкой, а она и рада. Только и всего. Не бери в голову, повторяю! Все прекрасно!

— Да, но он уже пять дней не звонит!

— Слушай, он на Алтае, а там, знаешь, какие дикие места есть! Короче, не волнуйся, Леруня. Все плохое в нашей жизни уже позади.

— Ох, Сонька, спасибо тебе!

— Не за что! Обращайтесь по необходимости!

В этот день Игнат так и не позвонил. А утром следующего дня…

Раздался звонок в дверь. А вдруг это Игнат? — мелькнула мысль. Но звонок был не его. Я открыла. На пороге стояла Вита Адамовна.

— Доброе утро, Лера! Вы позволите войти?

Может, помирившись с сыном, она пришла мириться со мной? Та к я, что называется, с дорогой душой.

— Да, пожалуйста, заходите! Может, хотите кофе? Или сок?

— Да нет, спасибо, я завтракала. Лера, мне очень нужно с вами поговорить. И извиниться. Я была с вами резка…

Слава богу!

— Да ладно, Вита Адамовна, бывает.

— Ну вот и славно. Я чувствую себя виноватой перед вами и потому считаю своим долгом предупредить вас…

— О чем?

— Вы знаете, кто такая Стэлла Сосновская?

— Стэлла Сосновская? Что-то слышала, кажется, какая-то модель…

— Это была безумная любовь Игната. И его жена.

— И что?

— Вы в курсе, что она родом из Барнаула?

Я почувствовала, что почти теряю сознание.

— Она жила в Европе, а тут поехала навестить родителей и они случайно столкнулись с Игнатом.

— А зачем вы мне это говорите? — пролепетала я.

— Я не хочу, чтобы вы мучились. Игнат мальчик легкомысленный, понравится ему девушка, он ей с три короба наобещает, обнадежит, а потом… А тут Стэлла! Знаете, старая любовь не ржавеет…

— Постойте, а вам-то откуда все это известно? Неужто Игнат посвящает вас…

— Нет. Но у меня были добрые отношения со Стэллочкой, и она позвонила мне таким ликующим голосом, что они с Игнатом снова вместе, что он простил ее и она совершенно счастлива…

— И вы решили меня обрадовать?

— Ну что вы, Лерочка, просто я не хочу, чтобы вы питали какие-то иллюзии… Только и всего. Мы же соседи, и теперь нам с вами нечего делить. Я вас огорчила? Но лучше горькая правда… У вас дети, говорят, они за границей сейчас, поезжайте к ним, отвлекитесь и через месяц забудете об Игнате. Мы с ним, кстати, тоже помирились, так что…

Кажется, я никого еще в своей жизни не ненавидела так, как ее. Вот почему такое торжество было у нее на лице!

Она еще что-то говорила, но я ее не слышала. И только когда она поднялась, чтобы уйти, до меня дошли ее слова:

— …и не стоит так убиваться, Лерочка, всякое бывает, когда отношения между мужчиной и женщиной возникают столь скоропалительно. Чувства все-таки нужно проверять… А вы в омут с головой, совсем не зная человека. Игнат хоть и мой сын, но с женщинами бывает ужасно жесток. Я ему сколько раз говорила… Ну, ничего, Лерочка, какие ваши годы! Найдете еще мужчину…

И с этими словами она ушла.

Я тут же набрала номер Игната. Но он по-прежнему был недоступен. Ну, ясно, просто выключил телефон. А что он мне может сказать? Извини, подруга, погорячился? Трепетный трепач! Да нет, просто обычный трепач! А эта баба… Стэлла… Конечно, как модель, вероятно, уже вышла в тираж, а тут гениальный оператор, который мрет от ее красоты… Эстетический шок… Вероятно, он опять испытал этот шок, уже на новом этапе… И какая там Лерка? Там шок, видите ли, был душевный. Но он же эстет, ему по роду деятельности положено… А тут красота всемирного масштаба, где уж нам… Я подошла к зеркалу. Да, тут с эстетикой все обстоит куда скромнее, да что там… вообще смотреть не на что. Бледно-зеленая рожа, белые губы дрожат, глаза жалкие-прежалкие… Вот тебе, Лерочка, и вся любовь… Тебе было хорошо с ним, так известно же, хорошенького понемножку. И тут зазвонил телефон.

— Лерочка? Это Елена Павловна!

— О, Елена Павловна! — чуть не разревелась я.

— Тебе уже Катюша написала? Та к все же хорошо…

— Вы о чем? — вдруг страшно испугалась я.

— Гришеньке сделали операцию, вырезали аппендикс.

— Нет, я ничего не знаю! Как он?