— Ну да, — согласился Кирилл, — а через неделю мы с вами улетим в Дублин. Отдыхать. Если вы захотите, конечно.
— И если вы захотите тоже.
Он кивнул и закурил свой «Парламент», не веря в то, что только что сделал. Предложил себя в любовники девице, которую видел второй раз в жизни.
Да еще так… настойчиво предложил. И решился перенести на неделю отпуск, и ввязывался в дикую историю с поиском убийцы ее бабушки среди ее же родственников.
На это был способен тот Кирилл, что толкался в кафе «Сайгон» среди неформалов всех мастей. Этот Кирилл Костромин ни на что такое не был способен. По крайней мере, до сегодняшнего дня он знал совершенно точно, что не способен.
— А жить всю эту неделю мы с вами будем в одной комнате? — спросила она все с той же нервной улыбочкой.
Он посмотрел на нее и ничего не ответил.
— Хорошо, — вдруг сказала она громко, непозволительно громко для сытой ресторанной приглушенности, и он посмотрел по сторонам, не слышит ли их кто. — Без вас я действительно не справлюсь, а помощи больше ждать неоткуда. Хорошо.
— Я не частный сыщик, — произнес он с нажимом, — по правде говоря, эта часть соглашения интересует меня меньше всего.
И тут она улыбнулась ему и неожиданно сняла очки. От этого движения, совсем не интимного и нисколько не кокетливого, Кирилл Костромин вдруг стал реже дышать.
Без очков она казалась совсем молоденькой и немножко растерянной, как все близорукие люди. На щеках горели два ярких пятна — должно быть, разговор с ним, особенно в финальной части, дался ей нелегко. Изящные скулы, прямой нос, виски с тонкими ниточками вен. Ровные брови и очень зеленые глаза. Анастасия Сотникова. Ничего особенного.
— Завтра я встречаюсь с партнером, — заговорил он решительно. Нужно было сделать над собой усилие, чтобы дышать нормально, и он его сделал. — Мы завтракаем здесь в десять. Когда начинают собираться ваши родственники?
— По-разному. Сережка приедет сегодня. Света завтра. Соню и тетю Александру привезет папа. Тоже, наверное, завтра.
— Вы сможете завтра днем за мной заехать? Кстати, этот ваш Кира кто? Тренер по плаванию?
— По теннису, — сказала она и сильно покраснела, до глаз, до бледных висков, — это ужасно, что вы все понимаете. Я так не могу.
— Значит, на своей машине я не поеду. Или никто не знает, что он тренер?
— Только бабушка знала.
— Это ничего не значит. Она могла рассказать любому. Вам придется за мной заехать. Машину я оставлю здесь.
Он терпеть не мог оставаться без машины. Он всегда был на машине. Без нее он чувствовал себя, как собака, привязанная к многопудовой гире. Вроде передвигаться можно, а вроде как и нельзя.
Во что он ввязался?!
— Вы привезете меня на дачу и скажете, что хотите показать меня родным, раз уж выпал такой случай и все собрались вместе. Кстати, можно не объявлять, что я тренер. Если кто-то знает, это выяснится само собой, а если нет, то лучше помалкивать. В теннис я все равно не играю. И постарайтесь все время ходить за мной или по крайней мере быть в поле моего зрения. Ну, как будто вы в меня влюблены и не в силах со мной расстаться. Черт его знает, может, вашу бабушку и в самом деле убили.
— Вы думаете, что меня тоже могут… убить?
— Не знаю, — ответил Кирилл тихо, — все возможно.
* * *
Чахоточная «Хонда» затормозила у кованых железных ворот, и Кирилл внимательно посмотрел на Настю. Она разжала ладони. На блестящем пластике руля остались быстро тающие влажные пятна.
— Я боюсь, — сказала она одними губами.
— Мы с вами на «ты», — напомнил он, — через неделю мы собираемся в отпуск. У нас все хорошо.
— У нас все плохо, — выговорила она, — я привезла вас потому, что думаю, что кто-то из моих родных убийца. Господи, это невозможно!
— Вы привезли меня потому, что в меня влюблены и хотите, чтобы семья со мной познакомилась. Только не переиграйте. Все равно в звезды мирового кинематографа мы с вами не годимся.
— Не годимся, — согласилась она.
Кирилл улыбнулся и, перегнувшись через портфель, втиснутый между сиденьями, потянулся и поцеловал ее в щеку. А потом еще раз, в ухо.
Прямо перед собой она увидела серые очень внимательные глаза, в которых не было никакого чувства, только настороженность. У него были приятные губы, не мокрые и не скользкие, и пахло от них хорошо — всю дорогу он мусолил «Орбит белоснежный», и это жевательное движение удивительно ему не шло.
Отстранившись, он некоторое время молча смотрел на нее, а потом выбрался из машины. Открыл заднюю дверь и потянул с сиденья объемистый желто-серый рюкзак.
— Ты машину в гараж загонишь? — спросил он, наклонившись к ее окну. — Или здесь оставишь?
— Наверное, в гараж, — ответила она немного дрожащим голосом, — папа приедет, ему негде будет встать.
— Настена, это ты приехала? — бодро закричали с участка. — Света, открой ворота, Настя приехала!
— Я не могу! Пусть Сережка откроет!
— Сережа! Сережа, открой, Настя приехала! Сережа! Ты что, не слышишь?
— Я сейчас открою, — раздался где-то поблизости решительный женский голос, и из кустов смородины выбралась молодая женщина в джинсах и майке. Выбравшись, она оказалась прямо перед носом у Кирилла.
— Здравствуйте, — сказала она и улыбнулась.
— Здрасти, — сказал Кирилл.
— Мусенька, привет, — за спиной у Кирилла произнесла Настя, — вечно тетя Нина какой-то шум поднимает. Я вполне могу сама открыть ворота.
— Я уже открываю, — ответила решительная Муся. Под мышкой у нее были грязные нитяные перчатки, волосы перевязаны косынкой, как будто банданой.
— Кирилл, это Муся, бабушкина помощница по дому. Муся, это Кирилл. Мой… друг.
— Я уже поняла, — сказала помощница по дому и улыбнулась. От глаз у нее разбежались морщинки. Кирилл с удивлением подумал, что она совсем не так молода, как ему показалось сначала, — теперь я Настина помощница по дому. Агриппина Тихоновна умерла. Настя вам, наверное, рассказывала.
— Рассказывала, — согласился Кирилл.
— Муся, почему Настя не заезжает? С кем ты там разговариваешь? А Настя где?!
— Тетя Нина, я здесь, не шумите!