— Нет никаких сердец и роз, — сказал он, — хватит.
— Настя!!!
— Пошли, — вдруг велела она совершенно обычным голосом, — а то хуже будет.
И вылезла из сирени.
Ему понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Он закурил, десять секунд помусолил сигарету и выбросил. Посмотрел вокруг. Солнце светило, и над головой было небо, как справедливо заметил он знатоку восточных языков. Кроме того, под ногами еще была трава.
Почему он должен мучиться, а она вылезла из сирени как ни в чем не бывало? Вот вопрос.
Кирилл засмеялся, потянулся и посмотрел на соседний дом, едва видный за старыми деревьями. И все вспомнил.
Он должен быстро сделать то, что собирался. Из-за Насти все вылетело у него из головы.
Проломившись, как кабан, он вылез с другой стороны сиреневых зарослей и вошел в дом, поднявшись по садовому крылечку. Вся семья шумела на террасе, и на кухне кто-то возился, очевидно, Муся.
Кирилл быстро прошел по сумрачному коридору и, оглянувшись, открыл дверь в Сонину комнату. Осторожно прикрыл ее за собой и прислушался.
Ничего.
Как он и предполагал, вещей у Сони оказалось так мало, что просмотреть их ничего не стоило. Ни косметики, ни маникюрного набора, ни зеркальца. Два нелепых платья из ткани, раскрашенной немыслимыми узорами. Такие продавали в универмагах в середине семидесятых годов. Не иначе любящая мамочка подарила свои. Водолазочка на случай холодов тошнотворного кисельного цвета. Пижама или спортивный костюм с вытянутой мышиной мордой на животе — то, что он искал.
Мышиную морду он оставил на месте, а штаны со вздутыми пузырями коленей поднес к свету.
Штаны были в собачьей шерсти. Не зря она так старательно отряхивала их за завтраком.
Значит, собака все-таки есть.
Где-то поблизости есть собака, которую никто не видел.
Кирилл аккуратно вернул вещи на место, выбрался в коридор и нос к носу столкнулся с Настей, которая несла поднос и, увидев его, чуть не упала.
Он перехватил поднос и быстро зажал ей рот рукой.
— Ты что? — спросила она с возмущением, оторвав его руку. — Ты теперь решил обокрасть Соню? Он приложил палец к губам.
— Отвези меня в Питер, — быстро сказал он, — давай придумаем предлог, и ты меня отвезешь. Какой сегодня день? Понедельник?
— Понедельник, — согласилась она, тараща глаза.
— Отвезешь?
— Насовсем? — спросила она и забрала у него поднос.
— Ты ненормальная. — Он все-таки поцеловал ее. — Часа на два. Нет, на три.
— Настя, — с возмущением заявила Нина Павловна, появляясь в коридоре, — это просто неприлично!
* * *
В холле «Рэдиссона» было прохладно, и Кирилл с удовольствием подышал, выгоняя из легких раскаленный уличный жар.
Ну и лето. Такое лето в Питере случается, наверное, раз в пятьдесят лет.
— Зачем ты меня сюда приволок? — пробормотала Настя неуверенно. — Что мы тут станем делать?
— Заниматься любовью без компании твоих родственников, — ответил он и, дождавшись, когда она стыдливо покраснеет, подтолкнул к дивану, — посиди пока у фонтанчика, а я поговорю.
— Не хочу я сидеть у фонтанчика.
— Тогда постой. Там, кстати, плавают живые рыбки. Дети в восторге.
— Я тебя убью, — прошептала она. — Ты бы меня предупредил, я бы хоть переоделась.
— Во всех ты, матушка, нарядах хороша, — провозгласил он.
Впервые в жизни ему было наплевать на то, что подумают о нем окружающие, и это странное чувство свободы было таким полным, что он готов был сам залезть в фонтан к живым рыбкам.
Влюбился ты, что ли?
Да нет. Не может быть.
— Здравствуйте, — улыбнулся ему знакомый портье, доставая ключ, — рад вас снова видеть, Кирилл Андреевич. В воскресенье утром пришел факс. Вы уже уехали.
Кирилл быстро посмотрел — факс был с работы и ничего не значил. Он смял его и бросил в корзину.
— Я заберу машину. — Ему казалось, что с тех пор, как он уехал из отеля, прошло много лет, а не один день. — И мне нужно в бизнес-центр.
— На второй этаж, пожалуйста. Сегодня привезли ваши билеты.
Кирилл открыл длинный белый конверт. Билетов было два, и он быстро сунул их в рюкзак.
Настя за его спиной улыбалась деревянной улыбкой и старалась дышать как можно тише. Она тоже увидела эти два билета, и на миг ей стало нехорошо.
Выходит, он сразу все знал. Он знал, что она полетит с ним в Дублин, еще до того, как она согласилась. Впрочем, она еще и не соглашалась, а билетов уже было два.
Не мог же он всерьез приглашать ее в Дублин?!
Но билетов-то два…
— Пошли, — он подхватил рюкзак и ее — тем же движением, что и рюкзак, — сначала зайдем в бизнес-центр. Или тебе нужно в номер?
— Не нужно, — пробормотала она, и он посмотрел на нее, услышав странное в ее голосе.
С ним кто-то поздоровался, и он поздоровался в ответ, сверкнув непривычной официальной улыбкой. Он был очень на месте среди всех ковров, зеркал и тихой музыки и казался частью этого мира, знакомого ей только по фильмам. И льняная рубаха — которая там по счету? — и светлые джинсы оказались вдруг очень стильными, и рюкзак приобрел значительность, и волосы были подстрижены именно так, как надо, и все это Настю пугало.
В своем летнем костюмчике из средненького магазина она чувствовала себя замарашкой. Да еще хвост заколола вверх, потому что было жарко шее.
Он ничего не замечал.
В лифте, похожем на салон президентского «Боинга», который Настя однажды видела на выставке, он быстро укусил ее сзади за шею и спросил деловито:
— Когда приключилась вся эта катавасия с Сониным поклонником?
— Что?!
Лифт тренькнул, разошлись золотые двери, он шагнул и выволок ее следом.
— Когда выяснилось, что за ней ухаживал уголовник?
— Кирилл…
Он вздохнул.
— Мне нужно выяснить некоторые подробности, — сказал он терпеливо, как на летучке, — для этого я хочу знать, когда все случилось. Потом мы пойдем в номер, ляжем на диван, и я отвечу на все твои вопросы. Давай вспоминай.