— Ничего не бывает! Завтра мы с Сергеем поедем в эту вашу ювелирную контору и все подробно выясним.
— Нет, — твердо сказала Соня, — никуда вы не поедете. Я не хочу, чтобы в это дело вмешивались посторонние. Если бабушка решила оставить мне стекляшки, значит, так тому и быть.
— Сонечка, перестань, — заговорила Настя, волнуясь, — пусть Кирилл съездит. Он во всем разберется, он очень хорошо… соображает и понимает больше нас.
— Ну да, — сказала Света лениво, — особенно в чужих бриллиантах.
— Брось ты, — дружелюбно посоветовал Соне Владик, — ну хочешь, я их у тебя куплю, эти стекляшки? Сколько попросишь, столько и дам. Ты только не расстраивайся так. А я их Лильке подарю. Или Галке. Или ты сама их станешь на Новый год на елку вешать.
— Конечно, — ответила Соня и улыбнулась Владику, — я постараюсь не расстраиваться.
Кирилл вдруг понял, что не задал самый главный вопрос:
— А когда стало известно, что ожерелье поддельное?
— Мне позвонили, — объяснила Соня неохотно, и улыбка, предназначенная Владику, стекла с ее лица, — позвонили и сказали, что… — и она опять шмыгнула носом.
— Когда позвонили? — спросил Кирилл мягко.
— Полчаса назад. Минут двадцать. Я точно не помню. Я чай собиралась пить.
— Попей чайку, — посоветовала Нина Павловна, — попей, девочка. Что это Юля лекарство никак не принесет!
— Я схожу! — Кирилл быстро встал. — Я ее потороплю.
Юлия Витальевна попалась ему в коридоре, посмотрела удивленно.
Кирилл махнул рукой. Пока они разберутся с валерьянкой, да с тетей Александрой, которая громоподобно затрубила, как только он выскочил за дверь, он успеет выяснить все, что нужно.
Стараясь не топать, он помчался вверх по лестнице, пробежал по коридору и распахнул дверь в комнату Светы.
Если Настя застанет его здесь, меньшее, что его ожидает, — смерть в страшных мучениях, подумал он самодовольно.
В комнате был чудовищный беспорядок, как будто Света по несколько часов в день занималась тем, что конструировала в своей комнате свалку поужаснее. Интересно, куда смотрит бдительная Муся? Впрочем, Света прожила в этой комнате всего два дня, так что Муся вряд ли уже обнаружила, во что она ее превратила.
На столе, среди кофейных чашек с застывшей гущей и сморщенными хвостами окурков на дне, Кирилл отыскал мобильный телефон. Нажимая по очереди две кнопки, он посмотрел последний номер, по которому звонили с этого телефона. И время посмотрел тоже.
Все было так, как он и предполагал, и он похвалил себя за сообразительность.
Он кинул телефон на стол и выскочил за дверь.
Кто из родственников мог позвонить Соне с этого мобильного телефона и, назвавшись ювелиром, сообщить, что ожерелье поддельное?
Кто угодно, кроме Насти, которая, когда зазвонил телефон, стаскивала с Кирилла мокрую рубаху.
Или Соня сама позвонила себе, чтобы убедить родных, что ее наследство — простые стекляшки? Как теперь это проверить?
Нужно срочно что-то придумать, чтобы предотвратить беду, которая надвигалась неслышно, но неотвратимо, как туча на Финский залив.
И еще.
Черная тень в окне соседнего дома беспокоила его все сильнее.
* * *
Дождь шел весь вечер, и все рано разошлись по своим комнатам, как мокрые куры. Настя не отходила от Сони, и Кирилл слышал, как тетя Александра отчитывает их обеих — кажется, за то, что они включили телевизор, по которому шло «неприличное кино».
«…все равно не стану смотреть канал „Культура“», — услышал он обрывок возмущенной Настиной речи и улыбнулся.
Сергей сидел в гостиной и, вздыхая, листал какую-то книгу.
— Куда я их дену? — спросил он, когда Кирилл заглянул. — Наверное, здесь придется оставить. Не тащить же их в город! У меня в квартире книги даже в прихожей стоят. А таким книгам покой нужен, их на пол в прихожей не положишь!..
Кирилл вошел и прикрыл за собой дверь.
— Слушай, — сказал он Сергею, — давай завтра съездим в этот ваш Русский музей, спросим, что там за дела с Сониным ожерельем?
— В какой еще Русский музей! — возмутился Сергей. — Я же тебе говорил, что это антикварная контора, которая просто проводит оценки. При чем тут Русский музей?!
Кирилл хмыкнул. По правде говоря, ему было совершенно наплевать, как именно называется контора, но было смешно, что Сергей так вступился за честь Русского музея, который, конечно, не мог заниматься такой ерундой, как Сонино ожерелье.
— Почему бабушка не знала, что оно поддельное? — спросил Сергей задумчиво. — Не могла же она на самом деле оставить Соне просто стекло? Это… совсем не в ее духе. И к Соне она относилась хорошо. Вот если бы она тете Александре оставила, это было бы понятно, да и то как-то…
— Вот именно, — сказал Кирилл, — поэтому стоит съездить и поговорить.
— Без ведома Сони? — уточнил Сергей.
— Ну, она же возражает.
— Если она возражает, значит, ехать никуда не нужно. — Сергей твердо посмотрел Кириллу в глаза. — Это ее дело. Если ей понадобится помощь, она нам сама скажет.
— Ну да, — согласился Кирилл, — она скажет. Ей мамаша в очередной раз напомнит, что она позор семьи, и она это ожерелье с Дворцового моста в Неву кинет.
— А если мы станем что-то выяснять, тетя ее поедом съест, — возразил Сергей, — это уж точно.
Не отвечая, Кирилл облокотился на низкий подоконник и стал смотреть в сад. Дождь все валился с темного неба, и на дорожке стояла большая лужа, в которой отражались желтые огни.
Почему Сергей не хочет ничего выяснять? Что он знает про ожерелье? Зачем ему согласие Сони, когда ясно как день, что она его ни за что не даст?
Именно на это и рассчитывал тот, кто позвонил ей. Этот человек знал ее так же хорошо, как себя, и был совершенно уверен, что она не допустит, чтобы родственники занимались выяснением этого вопроса, потому что она уверена, что это — «позор».
Она ведет «позорную» жизнь — работает в больнице, работает еще где-то, ухаживает за полоумной мамашей, ублажает шалопая-брата, носит пижаму десятилетней давности и влюбляется в несуществующих уголовников.
И явно что-то скрывает.