– Так что вы хотели узнать?
– В конце семидесятых годов по протекции вашего мужа одному человеку была предоставлена новая квартира. Мне… нам,– поправился я, бросив взгляд на Юлю,– хотелось бы выяснить, почему. Вероятно, ваш муж покровительствовал этому человеку, и нам нужны подробности. Вы что-нибудь знаете об этом?
Куркина помрачнела, глаза ее стали печальными.
– Вы говорите о Юре? О Юре Забелине?
Ого, вот это память! Муж Анны Андреевны, Владимир Семенович Куркин, в конце семидесятых работал в Моссовете и курировал жилищные вопросы. Надо полагать, властью своей он пользовался на все сто, а то и двести процентов, то есть раздавал дефицитное жилье нужным людям, так неужели Анна Андреевна помнит каждого?
– Да, именно о Забелине. Почему ему дали квартиру?
– Потому что… А, ладно, это уже не имеет значения.
У Куркиных была дочь, единственная и горячо любимая, но, к сожалению, не вполне здоровая. На языке медиков ее диагноз звучал: олигофрения в степени легкой дебильности. В школе девочка училась с огромным трудом, родителям неоднократно предлагали перевести ее в спецшколу для детей с задержкой развития, но Куркины не соглашались. Как это можно: признаться, что твой ребенок умственно неполноценный? Владимир Семенович пользовался своей властью, чтобы к Танечке в школе относились «по-особенному», то есть не вызывали к доске, не предупредив родителей хотя бы несколько дней, чтобы Анна Андреевна успела подготовить девочку и заставить ее вызубрить ответ наизусть. К контрольным начинали готовиться за месяц. Зубрить Таня не любила, и учиться тоже не любила, поэтому новые квартиры получили директор школы, завуч и классный руководитель, остальным учителям регулярно делались дорогие подарки, и этого хватало, чтобы Тане ставили хотя бы «тройки». А еще Таня Куркина очень любила прогуливать занятия в школе, болтаться с мальчишками и пить дешевое вино в подворотнях. Как многие страдающие олигофренией девочки, она рано сформировалась и к пятнадцати годам обладала пышной грудью и быстро растущим сексуальным аппетитом, который удовлетворяла всеми возможными способами.
Однажды домой к Куркиным пришел приятный молодой человек, Юра Забелин, который работал оперуполномоченным по преступлениям, совершенным несовершеннолетними, и рассказал, что Таню Куркину он буквально «снял» с иностранца, который уже заплатил ей деньги. Иными словами, Танечка занималась проституцией. Вот они, деньги, изъятые у девушки,– пятьдесят дойчмарок. К тому времени Таня с грехом пополам закончила школу и получила аттестат, который стоил ее отцу еще одной однокомнатной квартиры для сына директора школы. Ни о каком институте даже речи не было, равно как и о работе. На любой работе Танина умственная недостаточность моментально стала бы очевидной, а Владимир Семенович огласки не хотел. Он считал Танину болезнь позором, как считали в те времена позором любое психическое отклонение. Тане исполнилось восемнадцать, и хотя уголовной ответственности за проституцию в нашей стране тогда не было, ее можно было привлекать и наказывать в административном порядке. Например, посадить в камеру на тридцать суток и заставить мести улицы. И заодно отцу на работу сообщить. У ответственного работника Моссовета, члена партии, члена бюро горкома,– дочь проститутка, да еще валютная. Нет, это категорически недопустимо. И Юра Забелин такие вещи очень хорошо понимал. Он не хотел портить карьеру Владимиру Семеновичу, поэтому протокол оформлять не стал, писать в Моссовет тоже не стал, а просто пришел к родителям и по-человечески предупредил, что за дочкой надо смотреть получше. Больше он не сможет помогать Тане и прикрывать ее. Оказывается, Юра давно уже знает о Таниных «подвигах», многократно ловил ее за занятием проституцией, потому что занимался несовершеннолетними, но всегда с пониманием относился к высокой должности Таниного папы и спускал дело на тормозах, но теперь Тане исполнилось восемнадцать и заниматься ею будут совсем другие сотрудники. В этот раз девушке повезло, что Юра участвовал в общегородском рейде по предупреждению молодежной преступности и что она попалась именно ему, но на такие удачи в дальнейшем рассчитывать не приходится. Так что, дорогие родители, уж будьте так любезны, примите меру к тому, чтобы Таня вела себя, как говорится, «в рамочках».
Понятно, что потом был жуткий скандал, Владимир Семенович кричал на Таню и страшно бранился, Таня плакала и уверяла, что ничего такого не было, и иностранца никакого не было, и денег она ни у кого не брала. Отец тыкал ей в нос пятидесятимарочной купюрой, Таня же твердила, что видит ее впервые. Но кто ж ей поверит! Родители знали, что девочка мало того, что «слаба на передок», так и соврет – недорого возьмет.
Спустя несколько недель Забелин появился снова, озабоченный и расстроенный. Пышнотелая и хорошо одетая (папа-то при должности и возможностях) Таня продолжала резвиться в «Интуристе» и снова попалась. На этот раз сотрудники милиции проявили принципиальность, и Таню спасло только чудо: она, хоть и недалекого ума, но сообразила назвать имя Забелина, дескать, позвоните ему, он меня знает. Позвонили. Юра тут же примчался, долго уговаривал поймавших Таню оперативников, принес им три бутылки хорошего коньяку и Таню вызволил, предварительно убедившись, что протокол уничтожен. Конечно же, снова был скандал, и снова Таня все отрицала, и ей снова не поверили.
Благодарность Владимира Семеновича и Анны Андреевны не знала границ. Вернее, границы были, они расширились до размеров двухкомнатной квартиры, которую Моссовет выделил для ГУВД Москвы целевым порядком: для стоящего в очереди на улучшение жилищных условий Юрия Забелина. С очередью, в которой Забелин вовсе даже и не стоял, Куркин тоже вопрос решил. А Таню быстренько услали к дальним родственникам в сельскую местность подальше от Москвы. Через несколько лет она начала пить, к тридцати годам спилась окончательно, хороводилась с какими-то вечно пьяными мужиками, один из которых в ходе обоюдной ссоры Таню Куркину зарубил топором.
Она была единственной дочерью, внуков родителям своим не подарила, и к старости супруги Куркины остались совсем одни. Пенсия у обоих по нынешним меркам небольшая, Владимир Семенович тяжело болен, и они перебрались на дачу, чтобы сдавать городскую квартиру и на эти деньги жить более или менее достойно.
Вот такая история…
– А зачем вам это?– спросила Анна Андреевна.– Что прошлое ворошить…
– Дело в том, что Юрий Петрович Забелин убит, и следствие восстанавливает всю его жизнь, чтобы понять, были ли у него враги,– туманно ответил я.
Это было не совсем правдой, но и не совсем ложью. Я подозревал, что Таня Куркина, хоть и была действительно распущенной и сексуально озабоченной, но проституцией, тем более валютной, на самом деле не занималась и что бумажка в пятьдесят немецких марок имела ту же природу, что и поясок от детского платья, желтая маечка и пластмассовая девчачья заколка, уж больно почерк похож, но зачем рассказывать об этом несчастной матери? Не нужно ей знать, что она поверила проходимцу и своими руками угробила жизнь дочери, отослав девушку туда, где ее ждало беспробудное пьянство и страшный конец.