– Не передергивай, я так не сказала. Я имела в виду, что по-настоящему хорошим участковым может стать только тот, кто на это способен. А все остальные будут работать из-под палки.
Сковавшая меня оторопь слегка отступила, и я обрел способность говорить.
– Ребята, приближается праздник, давайте не будем мою работу обсуждать, ладно? Дайте мне отключиться от нее.
– Ой, извини,– виновато произнесла Юля.– Я не подумала. Тогда, мальчики, может, вы о деле поговорите? А то начнем праздновать и все забудем. Не обращайте на меня внимания, говорите, о чем вам надо.
Мне, честно признаться, не надо было вообще ни о чем. И меньше всего на свете я хотел сейчас обсуждать проблемы Мусатова, который не может или не хочет больше пользоваться услугами Юлиного отца. Я хотел только одного: остаться с этой девушкой наедине на много-много часов, задать ей массу вопросов и услышать на них ответы. Я не особенно силен в психологии, есть всего три вещи, в которых я разбираюсь более или менее прилично: это музыка, кошки и работа участкового. И мне ни разу в жизни так и не удалось даже для самого себя внятно сформулировать то, что сказала про меня эта девчонка на третьей минуте знакомства. У меня появилось ощущение, что мои мозги просветили рентгеном и мгновенно расшифровали результат. И мне теперь никому и ничего не нужно объяснять, потому что все и так всё знают и понимают про меня. И мне от этого почему-то не страшно, не стыдно и не противно, а наоборот, радостно и спокойно.
Но я отогнал от себя опасные мысли. Юля – девушка Мусатова, и я имею право только на то, чтобы оценить ее интеллект и воздать ему должное, но без каких бы то ни было эмоций.
– Давай о деле,– согласился я, изобразив энтузиазм.– Что тебе удалось?
– Я получил список людей, которые работали с Личко в одном отделе, но где они сейчас и как их найти – пока не знаю.
– А что с делом о самоубийстве свидетельницы? Фамилию забыл…
– Шляхтина,– подсказал Андрей.– Елена Шляхтина. Пока ничего не удалось. Виктор Альбертович, Юлин отец, сказал, что достанет материалы дела, а когда я спросил, сколько это будет стоить, ответил, что нисколько. Вот, собственно, с этого момента все и застопорилось. Я же не ребенок, я понимаю, что бесплатно никто ему дело из архива доставать не станет, за это нужно платить. Я же платил за дело Личко, так почему же здесь бесплатно? Мне стало ясно, что Виктор Альбертович… как бы это сказать… покровительствует мне, что ли, потому что мы с Юлей… В общем, это связывает мне руки. Я так не хочу. Он будет платить за мои проблемы из собственного кармана…
– Ага, а капризная Юля вдруг заявит, что молодой человек ей не нравится,– встряла девушка.– Понимаешь, Игорь, папа очень озабочен моим замужеством, он боится, что я или выскочу замуж за проходимца, или вообще останусь в девках.
– Да?– удивился я. Представить себе «в девках» такую девушку я не мог.– У него есть основания так думать?
– Есть. У меня отвратительный характер, как у всех молодых психологов.
– Так ты психолог?
– Ну да. Извини, если не угодила.
– А что, у молодых психологов характер не такой, как у старых?– поинтересовался я.
– Конечно, не такой. Старые психологи умные, потому что давно на свете живут, а молодые психологи глупые, потому что молодые. Они уже много всего знают и много чего умеют, и им обязательно нужно демонстрировать это на каждом шагу. Человек им в дружеской непринужденной беседе что-то о себе скажет, а они ему: «Это у вас фрустрация», он им о своей душе, о проблемах, а они ему: «Это у вас когнитивный диссонанс.» Ну кто это выдержит? Человек же не на прием к психологу пришел, зачем ему эти диагнозы? Короче, меня мало кто выдерживает. Шарахаются, как от чумной. А Андрюша, во-первых, от меня не шарахается, и во-вторых, он папе очень нравится, вот папа и решил, что надо всеми силами укреплять наше содружество. Папа видит в Андрюше будущего зятя и пытается ему помочь. А Андрюша не хочет быть обязанным. Мы пока еще мало времени вместе, может, у нас ничего и не сложится, тогда получится, что он обманул папино доверие и вверг его в напрасные расходы.
– Понятно,– кивнул я, удивляясь полному отсутствию комплексов у этой девушки. Объяснять такие деликатные вещи постороннему, в сущности, человеку и ни капли не смущаться – это надо уметь.– И какие дальнейшие шаги?
– Не знаю,– ответил Мусатов.– Хотел с тобой посоветоваться. Может, ты возьмешься мне помочь? Небезвозмездно, само собой. Я буду платить и тебе, и тем, кто дает тебе информацию.
Платить он мне будет! Умереть можно от смеха. Да я за два часа, проведенных у рояля, заработаю больше, чем за два месяца беспрерывных частных расследований. Тоже мне, нашел детектива-любителя.
– Андрей, ты не обижайся, но я вряд ли смогу быть тебе полезен.
– Тебе не нужны деньги?– удивился Мусатов.
– Деньги всем нужны,– философски заметил я.– Но у меня нет свободного времени, чтобы активно зарабатывать их частными расследованиями. Ты пойми, дело делу рознь. Такое дело, как у тебя, требует работы в основном в рабочее время, по будням с девяти до шести, понимаешь? Возьми, к примеру, архив: это же госучереждение, и находить людей, которые мне помогут, дадут команду выдать дело, уговаривать их, объяснять, платить им, потом ехать в архив, ждать, пока будут искать материалы, читать их, делать выписки – это все днем, когда я сам работаю. Побеседовать с теми, кто работал вместе с Личко,– это можно и вечером, но для этого я тебе не нужен, тут ты и сам справишься.
– И что мне делать? Искать другого частного детектива?
И тут меня осенило. Валька Семенов, старший участковый, мой давнишний дружбан. У него семья, дети, музыкальных талантов бог не дал, а деньги-то надо зарабатывать. Почему бы нет? И связей разных-разнообразных у него уйма, мне в этом плане с ним не тягаться.
– Знаешь, Игорь, мне все-таки хотелось бы, чтобы ты сам… – пробормотал Мусатов.
– Да почему?! Какая тебе разница, я или кто другой?
– Потому что я не могу больше… Я устал объяснять с самого начала всю эту гнусную историю. Сначала доктор в психушке, потом Виктор Альбертович, Истомина… Не могу больше. А ты все-таки в теме, ты все знаешь.
Он еще долго уговаривал меня, а я сопротивлялся, не очень, впрочем, активно, потому что был сердит и расстроен. Сердит на самого себя за свои мысли о сидящей рядом Юле, и расстроен по этой же причине. Мы уже выехали за Кольцевую и мчались прямо к родительскому дому, когда я сдался. С некоторыми, правда, оговорками.
– Ну хорошо, ладно. Я избавлю тебя от объяснений. Но денег я с тебя все равно не возьму, ты мне уже почти как родной. Платить будешь моему коллеге, который сделает всю организационную работу, не задавая лишних вопросов. Договорились?
– Договорились,– облегченно произнес Андрей.– А он согласится?