Посмотрев вниз, Ральф увидел, как сквозь кафельный пол просачиваются его ноги. Он повернулся к Луизе и натянуто улыбнулся:
— Почище любого лифта, а?
Луиза кивнула, по-прежнему крепко сжимая его руку.
Они миновали пятый этаж, пролетели комнату отдыха для врачей на шестом (двое врачей — нормального роста — отдыхали, один читал, другой дремал на диване), а затем оказались на крыше.
Ночь стояла ясная, безлунная, величественная. Звезды сияли расточительным, размытым потоком света. Дул сильный ветер, и Ральф согласился с утверждением миссис Перрин, что бабье лето кончилось. Он слышал завывание ветра, но не чувствовал его порывов… Хотя мог почувствовать, если бы захотел. Все дело в правильной концентрации… От этой мысли Ральф почувствовал незначительное изменение, происшедшее внутри него, — как будто что-то мигнуло. И внезапно волосы взметнулись со лба, а штанины брюк захлопали о голени. Он поежился. Миссис Перрин оказалась права и в том, что погода меняется. Внутри Ральфа снова мигнуло, и порывы ветра прекратились. Он взглянул на Лахесиса:
— Теперь можно отпустить вашу руку?
Лахесис кивнул и отпустил руку Ральфа. Клото отпустил руку Луизы. На западе Ральф увидел пульсирующие голубые огоньки взлетно-посадочных полос аэродрома. Позади оранжевым светом дуговых фонарей полыхал острый выступ Кейп-Грин, одной из новостроек на другом берегу Барренса. А чуть восточнее аэропорта тянулась ниточка Гаррис-авеню.
— Красиво, не правда ли, Ральф?
Ральф, согласно кивнув, подумал, что зрелище сверкающего в темноте города, раскинувшегося под ними, стоит всего, что ему пришлось пережить с тех пор, как на него обрушилась бессонница. Всего. Но он не стал доверять этой мысли.
Ральф повернулся к Клото и Лахесису:
— Ладно, объясните, кто вы, кто он и что вам нужно от нас.
Два лысоголовых доктора стояли между двумя огромными вентиляторами, выбрасывающими в воздух лилово-коричневые потоки. Они нервно переглянулись, а затем Лахесис еле заметно кивнул. Клото выступил вперед, переводя взгляд с Ральфа на Луизу, как будто собирался с мыслями.
Очень хорошо. Во-первых, вам следует осознать, что, хотя все происходящее и кажется неожиданным и тревожным, на самом деле не выходит за рамки естественного. Я и мой коллега делаем то, что предназначено нам;
Атропос поступает так, как следует действовать ему; вы же, мои дорогие Смертные, будете делать то, что положено вам.
Ральф горько улыбнулся:
— В этом, я полагаю, и заключается свобода выбора?
Лахесис: Не следует так думать! Просто то, что вы называете свободой выбора, является составной частью того, что мы называем великим круговоротом существования.
Луиза: — Мы смотрим словно сквозь темную пелену… Вы это имеете в виду?
Клото, улыбаясь юношеской улыбкой:
Изречение из Библии? Отлично сказано.
Ральф: — И очень удобно для таких парней, как вы, но оставим это пока. У нас есть поговорки, и не имеющие отношения к Библии, джентльмены, но тоже неплохие, например: «Не надо подслащивать пилюлю». Надеюсь, вы запомните.
Однако Ральфу показалось, что он требовал слишком многого.
5
Клото говорил очень долго. Ральф не знал, сколько времени прошло, потому что на этом уровне временная протяженность была иной — более сжатой.
Временами в речи Клото вообще отсутствовали слова, вербальные термины заменялись простенькими яркими образами, как в детских ребусах. Ральф предполагал, что они пользовались приемами телепатии, что уже было удивительно само по себе, но в процессе общения это казалось естественным, как само дыхание.
Иногда слова и образы терялись, прерываемые паузами недоумения:
— Но даже тогда Ральф обычно улавливал смысл того, что пытался объяснить Клото, и ему казалось, что Луиза понимает скрытое в этих обрывах даже лучше, чем он сам.
Во-первых, в той области существования, в которой обитаете вы, имеются лишь четыре константы жизни накладывающиеся одна на другую. Эти четыре константы таковы: Жизнь, Смерть, Предопределение и Слепой Случай.
Для вас все четыре слова несут свой смысл, но теперь ваше представление о Жизни и Смерти слегка изменилось, не так ли?
Луиза и Ральф смущенно кивнули.
Лахесис и я — посланцы Смерти. Это делает нас фигурами, вселяющими ужас в Шот-таймеров; даже те, кто делает вид, что принимает нас и нашу задачу, испытывают страх. Нас иногда изображают в виде скелетов или чудовищ в балахоне с капюшоном, прикрывающим лицо.
Клото обхватил маленькими ручонками обтянутые белым плечи и сделал вид, что дрожит. Бурлеск настолько удался, что Ральф усмехнулся.
Но мы не только посланцы Смерти, Ральф и Луиза, мы также и посланцы Предопределения. А теперь слушайте внимательно, чтобы не понять меня превратно. Среди вас есть те, кто считает, что все происходящее заранее предрешено, и те, кто думает, будто все события являются лишь случайными совпадениями. Правда же заключается в том, что жизнь это и слепой случай, и предопределение, хотя и не в одинаковых пропорциях. Жизнь — это Тут Клото замкнул руки в круг, словно ребенок, пытающийся показать форму земного шара, и внутри этого круга Ральф увидел сверкающий образ: тысячи (а может быть, и миллионы) игральных карт просыпались разномастным дождем червей, пик, крестей и бубен. Ральф видел и джокеров в этой огромной колоде; их было не так много, чтобы они могли образовать собственную колоду, но если говорить о пропорциях, их было гораздо больше, чем два или три джокера, входящих в состав обычных игральных карт. Каждый джокер усмехался и на каждом была панама с откушенным полумесяцем.
У каждого в руке был зажат ржавый скальпель.
Ральф расширившимися глазами взглянул на Клото. Тот кивнул:
Да. Не знаю, что именно ты увидел, но знаю, что именно это я и пытался объяснить. Луиза? А вы поняли?
Луиза, обожающая карточные игры, кивнула, побледнев:
— Атропос — джокер в колоде. Именно это вы и хотели сказать.
Он посланец Слепого Случая. Мы, Лахесис и я, служим той, другой, силе, которая несет ответственность за большинство событий, происходящих в жизни как отдельного человека, так и более обширного потока. На вашем уровне здания, Ральф и Луиза, каждое существо смертно, и его время определено. Это не означает, что ребенок, рождаясь из утробы матери, носит табличку с надписью: