Что делать? Что надо делать, черт побери?!! Но не стоять же здесь вечно?
Я поздоровался. Просто спокойно бросил:
— Здорово, братва.
Кто-то откуда-то произнес:
— Здорово.
И больше ни слова. Ну, этого-то я ожидал.
И в этот момент неожиданно у меня открылось второе дыхание. На меня снизошла такая уверенность! В желудке растаял лед страха, в коленях исчезла дрожь. Я уже сделал первый, самый трудный шаг по этой чужой для меня территории — произнес: "Здорово, братва", — задал себе направление и теперь в буквальном смысле точно знал, куда мне надо идти.
И спокойно отправился вперед по проходу меж шконок к далекому окну, укрытому тяжелым намордником. [9] Там, подальше от санузла, подальше от мест для доходяг и обиженных, должен быть оборудован угол смотрящего. С одноярусной койкой. С небольшим столиком. С ковриком на бетонной стене. Даже, возможно, и с телевизором — это смотря в какой я оказался камере. Сначала надо представиться там. А они и решат, какого же я достоин здесь места? Что явится первой ступенькой, с которой начну продвигаться — вверх или вниз — по местной иерархической лестнице.
Там все оказалось именно так, как я ожидал, — и коврик, и телевизор, и аккуратная полка с посудой, занавешенная чистой цветастой тряпкой. И одноярусная койка, на которой лежал пожилой мужчина в одних спортивных штанах.
Казавшийся совершенно неживым мужчина!
На его подернутом синевой лице застыло выражение муки. Черные набряклые губы были слегка приоткрыты, выставив напоказ золотую фиксу. Худые смуглые пальцы судорожно стиснули край одеяла…
У меня за спиной радостно потирала ручонки взявшаяся за дело фортуна: «Мол, не теряйся, Константин Александрович. Подкинула я, в компенсацию за свои ошибки, отличный шансик тебе. Так не вздумай его упустить. Не теряйся, принимайся за дело».
… Я все понял с первого взгляда — на работе с подобным приходилось сталкиваться чуть ли не через смену. И сразу же посмотрел на столик — там стояла литровая банка, наполовину наполненная спитым чаем, — все точно, недавно пили чифир. Потом я перевел взгляд на троих типов, сидевших напротив и с интересом взирающих на загибающегося соседа.
— Чего уставился? — совершенно без выражения пробормотал один из них, здоровяк средних лет впростой белой майке со сплошь покрытыми наколками руками и плечами. — Отвали пока. Очухается, так позовет.
— Я врач. — сказал я.
— А если врач, так лечи. У тебя может, и лекарства с собой?
Мне не нужны были лекарства. Я знал, как такие припадки лечатся и без них.
— Вы хоть к нему доктора вызывали? — спросил я и присел на корточки перед своим пациентом. Я уже считал его своим пациентом. Это был годами выработанный инстинкт — если видишь того, кому срочно нужна врачебная помощь, так немедля кидайся к нему на помощь, даже если от этого можешь нажить неприятности. — Был доктор, я спрашиваю? — Я сам удивился металлу, который вдруг прозвенел в моем голосе.
Камера замерла. Камера упивалась бесплатным шоу. Камера боялась пропустить хоть движение, хоть слово.
— Фельдшера, а не доктора, — ответил мне все тот же тип в майке. Я обратил внимание на то, что пустота в его тоне наполнилась интересом. — Была, курва старая. Укол поставила, сказала, что оклемается. А хрен ли там…
— Давно он так?
— Еще вчера за сердце хватался. Говорил, что стучит. Не болит, стучит только. А слег уже утром.
Больной приподнял набухшие веки, чуть приподнялся на локтях и попытался мне что-то сказать. У него получилось нечто вроде: «У-пр-ру…»
— Лежи, лежи. — Я опустил руку ему на грудь и почувствовал бешеное дрожание сердца. Оно буквально шло вразнос, и казалось, что через миг или взорвется, или вырвется из грудины на волю.
Та-а-ак… то, что и ожидал. Налицо все симптомы, как в хрестоматии. Пароксизмальная тахикардия — в этом можно не сомневаться. Интере-е-есно, и как отнесется братва к тому, как я сейчас ее буду лечить.
— Слег после того, как чифиру попил? — спросил я и услышал у себя за спиной:
— Ага, после этого. — Здоровяк подошел ко мне и уселся рядом на корточки. От него терпко воняло потом. — Чего у него?
— Если скажу, все равно не поймешь. А вот чифир ему больше нельзя. И водки нельзя. Загнется когда-нибудь… Загнется когда-нибудь, — задумчиво повторил я, — и я не помогу.
— Сейчас-то поможешь? — В голосе моего собеседника послышались просительные нотки. Или это мне лишь показалось? Что-то не верилось в то, что он умеет просить. Брать умеет он, только брать! — Помочь чего надо, так только скажи.
— Сам справлюсь, — буркнул я. — Что ему фельдшерица колола?
— А хрен ее знает. А ведь говорила чего-то… Так разве запомнишь?
— Чего-то на «фэ», — раздался голос у меня за спиной.
На «фэ»… на «фэ»… чего же?.. чего?.. Я никак не мог сообразить. Или в «Крестах» изобрели какое-то новое средство, о котором я и не слышал?
— Строфантин? — вдруг осенило меня. — Строфан? Так она говорила?
— Точняк! — радостно воскликнули сзади. — Строфан. Точняк, строфан говорила!
— Вот сучка! — зло бросил я. — Падла тупая! Нельзя ему этого. — И обернулся. — Короче, начинаю лечить. Со стороны это будет смотреться жестоко, но надо так, и если кто дернется на меня…
— Никто, — покачал головой тип в майке. Похоже, он проникся ко мне уважением. И верой в то, что я что-то умею.
Я оглянулся. Все смотрели сейчас на меня. Все ждали. Десятки глаз упирались мне в спину. Проход между ярусами был плотно забит пробкой из человеческих тел. В этот момент я подумал: «А что будет, если я не добьюсь результата с первой попытки? Второй мне уже не позволят. Потом меня просто порвут на куски».
Я решительно отогнал от себя эту мысль, сосредоточился, сконцентрировался на том, что сейчас должен сделать. Развернулся, схватил левой рукой своего пациента за отвороты клифта, потянул его на себя, как бы подсаживая, и резко и неожиданно, без замаха, двинул в поддых.
Толпа у меня за спиной шумно вздохнула. Здоровый тип в майке удивленно икнул. Я весь напрягся. Я приготовился к тому, что он сейчас так саданет меня локтем, что я больше не оклеймаюсь. Но все пока было спокойно. В камере повисла напряженная тишина.
— Нормально. Нормальненько… — негромко пробормотал я, но голос мой разнесся по всей камере. Его было слышно и на галерке. — Рефлекторная остановка. Старый способ… Сейчас, сейчас…
А мой пациент уже пытался cecть. Я поддержал его за плечи, подстраховал.
— Да ты… чего? — хватая ртом воздух, еле выговорил оживший старик. — Чего же ты… чего же ты, падла, творишь? Я ж помочу…
— Стучит? — ласково промурлыкал я ему прямо в ухо. — Спрашиваю, стучит?