НЕЧТО, — девочка ощущала это каждой клеточкой своего организма — уже почти выбралось на поверхность.
Монучар опустил на тумбочку поднос с едой, молча собрал с пола остатки пюпитра и, прихватив ведро, вышел из камеры. Через минуту вернулся, поставил парашу на место и ушел уже насовсем. В дверном замке скрипнул ключ.
За все это время они не обмолвились ни словечком. Пока Моча занимался уборкой, Тамара сидела на кровати в позе «лотоса» и отчужденно пялилась в экран телевизора.
Она дождалась окончания фильма, спокойно нажала на кнопки на пультах, отключив и видик, и телевизор, взяла с полочки магнитолу, размахнулась и от души шваркнула ее об оклеенную красивыми обоями стену! Китайская «мыльница» разлетелась на осколки.
— Вот так-то лучше, — всхлипнула девочка, и в уголках ее глаз блеснули слезинки. Магнитолу было до невозможности жаль. Ведь другую Моча уже не купит.
Она подошла к своей тумбочке, приподняла с подноса прозрачную выпуклую крышку и посмотрела, что сегодня на ужин. Салат «оливье», огурец и редиска (не нарезанные, как ей и нравится), большой бокал свежевыжатого апельсинового сока (на дне несколько подтаявших кубиков льда), две котлеты с картошкой и зеленым горошком (еще горячие).
Всё так аппетитно!
К тому же так хочется кушать!
Тамара подцепила поднос под угол и резким движением подбросила вверх. Рассыпая содержимое, поднос несколько раз перевернулся в полете и приземлился на обильно удобренный остатками магнитолы пол. Выпуклая стеклянная крышка треснула и разломилась на две почти равные половины.
— Вот так-то лучше, — повторила Тамара и с учебником географии и атласом развалилась на кровати. На предстоящую ночь она поставила себе задачу: усвоить такой объем материала, который в обычной школе проходят за четверть.
Наутро сквозь сон она слышала, как в камеру заходил Монучар, поставил на тумбочку другой поднос. Как же ей было стыдно за то, что учинила вчера! Но развернуться к Моче лицом, разреветься, попытаться хоть как-нибудь все объяснить не хватало решимости.
Стоило Монучару уйти, как Тамара поспешно влезла в спортивный костюм, сняла с крючка подвешенный в углу веник и принялась подметать останки магнитолы и вчерашнего ужина.
Пока уже почти полностью выбравшееся наружу проклятое НЕЧТО вновь не установило власть над Тамаринъш рассудком.
Разбрасывая по комнате только что собранный мусор, поднос повторил свое вчерашнее сложное сальто!
Девочка с плотоядной улыбкой приблизилась к тумбочке:
«Что сегодня на завтрак? Пирожки? Интересно, и с чем? Наверное, с мясом. И большая пиала золотистого бульона, поверху посыпанного мелко нарезанной травкой. И бутерброды с грудинкой. И черешня. Желтая, крупная и, наверное, такая вкусная!»
Скинутый с тумбочки завтрак заметно добавил мусора в комнате, а Тамара, вновь взяв в руку веник, расчистила для себя небольшое пространство и, оперев ступню о край кровати, принялась разрабатывать растяжку. Размышляя при этом, не расколотить ли заодно телевизор и видик. Или пора взять себя в руки?
Одно из двух.
Она ничего так и не выбрала.
И весь день опять изводила себя на тренажере. Потом решала задачки по математике. И вновь возвращалась на «беговую дорожку».
Монучар опять наводит в келье порядок.
Девочка опять в позе «лотоса» пялится с кровати в телевизор.
На тумбочке очередной поднос с едой. Уже не такой красивый — из тонированного толстого стекла, — какими были те, с которыми так лихо разобралась Тамара. Этот — собрат тех разноцветных уродцев из мягкого пластика, что несут свою трудовую повинность в дешевых рыгаловках.
— Если собираешься скинуть на пол и его, то делай это прямо сейчас, пока я еще не начал уборку. — Это были единственные слова, которые произнес Монучар, войдя в ее камеру.
Грузин провозился с наведением порядка более часа. Тщательно вымыл пол, протер пыль и, довольно бесцеремонно (но молча) согнав с кровати Тамару, заменил ей постельное белье.
Она ожидала всего, чего угодно, но только не этого. Пускай бы он на нее наорал! Пускай бы избил!
«Но почему?!! Почему он даже не задал вопроса, какого ляда я это все вытворяю. Вернее, не я, а кто-то другой внутри меня.
НЕЧТО!
Я отчетливо ощущала последние дни, как оно подступает все ближе и ближе. И вот, кажется, это уже на свободе. А я все еще в плену. И при этом больна. Мне нужен психиатр. Но в первую очередь мне нужно поговорить с Монучаром. Прямо сейчас! Не откладывая ни на секунду! Он меня выслушает! Он все поймет! Он мне поможет!»
Тамара уже спустила ноги с кровати, чтобы бежать к двери и колотить в нее, взывая о помощи, но в этот момент, предупреждая ее порыв, заскрежетал в замке ключ.
…И куда только девались благие намерения! На лице опять бесстрастная маска, ноги сложены в позу «лотоса».
Монучар внес в камеру пюпитр, точно такой же, как тот, что Тамара разбила ногой, и, водрузил его на старое место. Потом швырнул на кровать полиэтиленовый пакет то ли с книгами, то ли с кассетами и уселся на свой табурет.
Тамара ждала, что Моча заговорит первым, но он лишь приподнял салфетку с подноса и убедился, что к ужину девочка так и не притронулась. Пожал плечами, преспокойно достал из-под салфетки высокий бокал и принялся потягивать сок — ее сок!
— Что там? — не выдержала Тамара, кивнув на пакет.
— Несколько сдублированных фильмов. И еще каталог обучающих кассет по английскому.
— Спасибо, — пробормотала Тамара. И только. Дальше язык словно примагнитился к нёбу.
Но, к счастью, этого комплекса был начисто лишен Монучар.
— Что с тобой происходит, Тамара? Объясни, почему ты разбила пюпитр, магнитолу, расколотила подносы с едой? Стремилась что-то мне доказать? Возможно, это имело бы смысл, если бы я был в состоянии понять, что именно. Скажи, у тебя нет ощущения, что все эти погромы устраиваешь вовсе не ты, а некая другая Тамара, живущая где-то внутри тебя? Она вдруг вырывается на свободу и делает все, чтобы тебе навредить.
— Что-то вроде того, — буркнула Тамара и, чтобы показать Монучару, что все его заботы о ней ей абсолютно по барабану, выудила из пакета толстый проспект с цветастой надписью на обложке: «Oxford / ENGLISH / Educational Programs in VHS / Contents & Instructions / Oxford University press » и принялась перелистывать глянцевые странички. — Может быть, и сидит где-то во мне вторая Тамара… Может быть, нет… Ты считаешь, что у меня расщепление сознания?
— Это называется деперсонализацией или диссоциативным расстройством личности. Скажи, ты хорошо помнишь, как учиняла все эти погромы?
— Что, генацвале, возомнил себя доктором? — Тамара взяла с тумбочки маркер и принялась помечать те пункты в списке обучающих курсов, которые устраивали ее по уровню сложности. — Решил сам поставить диагноз, потому что настоящего специалиста пригласить ко мне боишься? — Моча молчал.