Монучар: — Ты так этого хочешь?
Тамара: — Я хочу хотя бы час подышать свежим воздухом! Я хочу увидеть солнечный свет! Я хочу выходить в туалет, а не мочиться в это ведро! Я хочу помыться под душем… Да сколько раз можно перечислять!
Монучар: — Скоро ты все это получишь. Я тебе обещаю: уже очень скоро, Тамара.
Тамара: — Вот когда получу… С трудом верится, генацвале. У меня куда больше шансов умереть с голоду.
В этот момент она с удовольствием смотрит авантюрный фильм про пиратов Карибского моря. В противовес вчерашней мути здесь полным-полно экшна и до минимума сокращены диалоги. Да и фильм не штатовский, а английский, так что понятно все до единого слова. Не лез бы только со своими расспросами проклятый грузин, а то придется перематывать пленку назад!
Но Монучар уже выходит из комнаты. Перед тем, как закрыть дверь, говорит как обычно: — Спокойной ночи, Тамара. Поужинай.
Тамара: — Спокойной ночи. Поужинаю. «Черт! Задолбал уже этим „Поужинай“! И ничего до него, до упертого ишака, не доходит! Или он решил посоревноваться со мной в игре „Кто кого переупрямит?“ Что ж, дорогой, я согласна. Правда, у тебя заметная фора.
А сегодня еще предстоит написать хотя бы полсочинения по Некрасову. Не забрасывать же учебу из-за того, что не ем уже четверо суток! Все еще изменится к лучшему».
«И это пройдет», — было выгравировано на перстне у Соломона.
Третья серия:
Утром Монучар приносит воду для умывания и поднос с завтраком. Ставит его на тумбочку и с жалостью смотрит на притворяющуюся спящей Тамару. Вздыхает и, стараясь не вляпаться в остатки ужина, разбросанные по полу, выходит из камеры.
Уборкой он занимается вечером. Собирает с пола в большое ведро вчерашний ужин и завтрак, уже днем присоединившийся к нему, выносит все это из комнаты. Потом возвращается, ставит на тумбочку новый поднос, аккуратно накрытый белой салфеткой, а на пюпитр кладет яркую картонную коробку.
Тамара (приподнимается, чтобы получше ее разглядеть): — Что это?
Монучар: — Подарок за то, что ты такая прилежная. Во всем меня слушаешься, убираешься в комнате, хорошо ешь. Я же обещал тебе кассеты с курсом английского. Здесь все пять, что ты заказала. И парочка свежих недублированных фильмов. Те ты уже просмотрела?
Тамара: — Да, просмотрела.
Монучар: — Сложи все в пакет. Я завтра швырну их в рожи тем, кто всучил их моему идиоту. Правда, киллера посылать не буду. Его услуги слишком дорого стоят.
Тамара (улыбается): — Не надо киллера. Я их прощаю. Там оказался лишь один плохой фильм.
Монучар: — Тем лучше. Я рад за тебя. И за них.
Он сегодня заметно торопится и, забрав у девочки пакетик с кассетами, сразу же направляется к двери.
— Спокойной ночи, Тамара.
— Спокойной ночи.
«Ты, кстати, забыл напомнить мне, чтобы я поужинала. А может быть, вовсе и не забыл? До тебя наконец дошло, генацвале, что ты попусту тратишь слова? И никак, начинаешь уже уступать мне инициативу в игре „Кто кого переупрямит?“ Ха, мне это нравится, „железный Казбек“… Тамара открывает коробку „Oxford / ENGLISH / Educational Programs in VHS“ и извлекает оттуда пять видеокассет и несколько ярких брошюрок, отпечатанных на глянцевой бумаге. — Даже очень нравится!
А может, прекратить эту дурацкую голодовку? К тому же это назойливое агрессивное нечто внутри меня вроде угомонилось.
Как нестерпимо хочется есть!
И как хочется снова наладить нормальные отношения с Монучаром! Как было здорово вместе с ним вечерами гонять чаи и болтать ни о чем.
Так какого же черта понадобилось все это взять и сломать?!!
Все! Решено! Голодовке — нет; здоровому образу жизни и искренней вере в светлое будущее — да!
Вот только поголодаю еще один день, закреплю свой успех… Последний день — завтра. Проклятье! Как хочется есть! Но ничего! И это пройдет!» Четвертая серия (оборвавшаяся на самом интересном моменте):
Утром Монучар приносит воду для умывания и поднос с завтраком. Ставит его на тумбочку и с жалостью смотрит на притворяющуюся спящей Тамару. Вздыхает и, стараясь не вляпаться в остатки ужина, разбросанные по полу, выходит из камеры.
В соответствии со сценарием заняться уборкой он должен вечером. Подмести пол, вынести мусор, поставить на тумбочку поднос с обреченным на уничтожение ужином.
Но вечером Монучар, не обращая внимания на висящий в уголке веник, решительно подходит к кровати и, ни слова не говоря, забирает у растерявшейся Тамары пульты, выключает телевизор и видик.
— На, — протягивает он девочке массажную щетку. — Последний раз твои волосы приводили в порядок, наверное, в детском саду.
— Я причесывалась сегодня, — удивленно хлопает ресницами Тамара. — Как только встала, сразу умылась и причесалась.
«Какой-то сегодня Монучар не такой! Агрессивный? Напряженный? Что происходит? Может быть, у него внутри тоже есть нечто?»
Тамара опускает ноги с кровати, сует их втапочки и начинает водить по волосам незнакомой массажкой, даже не вспомнив о том, что совсем рядом лежит ее — такая привычная, такая родная — расческа.
— Поторопись, Тома. Накинь кофточку, и идем.
— Куда? — ей почему-то становится не по себе.
Монучар кивает на открытую дверь, которую раньше всякий раз запирал за собой, даже если заходил ненадолго.
— Туда. Не этого ли ты так добивалась? Не это ли я тебе обещал? А свои обещания я всегда выполняю.
— И чего там? — испуганно шепчет Тамара.
— Там? Свежий воздух. И солнечный свет. Там наконец ты сможешь помыться под душем, — усмехается Монучар. — Там воля, Тамара!
— Не понимаю. Ты что, меня выставляешь отсюда?
Вот так, с ходу! Не дав ни секунды на сборы.
— Не совсем так. Там наверху с тобой сейчас встретится мой адвокат — Наум Зиновьевич Брейтман. Ему я передаю все заботы о твоем воспитании, образовании. О твоем будущем, Тома…
— А ты?
— А я умываю руки, Тамара. Позор — признавать свое поражение, но ты вынудила меня это сделать. Тебе уже сегодня может потребоваться помощь врача. А я даже не смогу вызвать «скорую». В отличие от Наума Зиновьевича. Идем же, Тамара. Он очень занятой человек. Нехорошо заставлять его ждать.
Монучар слегка подталкивает ее к двери. Как к черной дыре, из которой никогда не бывает пути назад.
Не понимаю!!! Ну почему именно в тот самый день, когда я решила всё изменить!
Она замирает напротив узкого дверного проема, ведущего в неведомое.
На долгожданную волю!