Тесс взяла позаимствованную ручку и вновь принялась писать.
…что она неизменно повторяет в каждой книге: убийцы всегда упускают очевидное. Дорин тоже как-то, приводя в пример книжку Дороти Сэйерс, оставив убийцу наедине с заряженным пистолетом, предложила ему найти достойный выход для себя. Пистолет у меня есть. Из близких родственников в живых у меня остался лишь мой брат Майк. Он живет в Таосе, Нью-Мексико. Полагаю, он сможет унаследовать мою собственность. Все зависит от юридических тонкостей моего дела. Если так, то, надеюсь, представители властей, обнаружившие это письмо, ознакомят с ним брата, а также передадут ему мое желание пожертвовать дом какой-нибудь благотворительной организации, помогающей женщинам, подвергшимся сексуальному насилию.
Я сожалею по поводу Большого Громилы — Элвина Штрельке. Он оказался не тем человеком, который меня изнасиловал, и, Дорин уверена, он не убивал и не насиловал тех, других женщин.
Дорин? Да нет же, это она уверена. Дорин ведь не настоящая. Однако Тесс была слишком измучена, чтобы возвращаться и что-то исправлять. Да и какая разница? Ей все равно уже недолго осталось.
По поводу Рамоны и этого дерьма, что в соседней комнате, я не сожалею. Они это заслужили.
Как, разумеется, и я.
Она отвлеклась, просматривая исписанные страницы — не упустила ли что-нибудь? Решив, что нет, расписалась — поставила свой последний автограф. К последней букве пересохли чернила, и она отложила ручку в сторону.
— Есть что сказать, Лестер? — спросила она.
В ответ послышался лишь шум ветра — его порывы были настолько сильными, что бревна маленького дома поскрипывали, пропуская в щели струйки холодного воздуха.
Тесс вернулась в гостиную. Она нахлобучила Громиле на голову кепку и надела на палец перстень. Ей хотелось, чтобы обнаружили его именно в таком виде. На телевизоре стояла фотография в рамке: Лестер, обнявшийся с мамой, оба улыбались. Просто мама с сыном. Чуть задержав взгляд на снимке, Тесс вышла.
У нее возникло чувство, что необходимо вернуться к заброшенному магазину, где все началось, и покончить с этим там. Можно немного посидеть на заросшей травой стоянке, послушать, как ветер раскачивает старую вывеску («ВЫ НРАВИТЕСЬ ДРУГ ДРУГУ»), подумать о чем-то, о чем люди думают в последние минуты жизни. В ее случае, видимо, о Фрицике. Наверняка Пэтси возьмет его к себе — и хорошо. Коты живучи. Им не важно, кто их кормит, пока перед ними полная миска.
Доехать до магазина в это время можно было бы быстро, однако путь все же казался далеким. Тесс жутко устала. Она решила, что сядет в старый грузовичок Эла Штрельке и сделает это там. Однако ей не хотелось бы забрызгать свое вымученное признание своей же собственной кровью — это выглядело бы совсем не к месту, принимая во внимание все изложенные в нем душераздирающие подробности, так что…
Тесс принесла вырванные из блокнота страницы в гостиную, где по-прежнему работал телевизор (молодой человек бандитского вида предлагал зрителям автоматическую поломойку), и бросила их Штрельке на колени.
— Возьми-ка, Лес, — сказала она.
— Пожалуйста, — ответил он. Она обратила внимание, что частичка его «больного» мозга уже начала подсыхать у него на мощном голом плече. Вот и хорошо.
Тесс вышла в темноту навстречу ветру и стала медленно забираться в кабину пикапа. Скрип водительской дверцы показался ей странно знакомым. Да нет, что же тут странного? Разве она не слышала его возле магазина? Конечно. Она хотела оказать ему услугу, потому что и он собирался ей помочь: он собирался заменить ей колесо, чтобы она смогла доехать до дому и покормить кота.
— Я не хотела, чтобы у него сел аккумулятор, — сказала Тесс и рассмеялась.
Она приставила короткое дуло своего пистолета к виску, но вдруг передумала. Такой выстрел не всегда приносил желаемый результат. Ей бы хотелось, чтобы ее деньги принесли пользу пострадавшим женщинам, а не ушли на оплату ее бессознательного существования в некоем «хранилище для человекоовощей».
Рот. В рот будет вернее.
Гладкое дуло на языке отдавало оружейной смазкой, а мушка упиралась в нёбо.
Я прожила хорошую жизнь — весьма неплохую, как бы там ни было — и хотя в самом ее конце совершила жуткую ошибку, может, ее не сочтут чрезмерной, если там вообще что-то есть.
Надо же, ночной ветер такой приятный. И эти едва уловимые ароматы, которые он приносит сквозь полуоткрытое окно с водительской стороны. Жалко уходить, но выбора нет. Пора.
Закрыв глаза, Тесс установила палец на спусковом крючке. И тут заговорил «Том». Это было весьма странно, поскольку «Том» был в ее машине, а «экспидишн» оставался возле дома другого брата почти в миле отсюда. И кстати, услышанный ею голос был абсолютно не похож на тот, который она обычно выдавала за голос «Тома». Не был он похож и на ее собственный. Голос прозвучал довольно неприветливо. К тому же у нее во рту был пистолет и она вообще не могла говорить.
— А ведь она никогда и не была очень хорошим детективом, а?
Тесс вынула изо рта пистолет.
— Кто? Дорин?
Несмотря ни на что, она была потрясена.
— А кто же еще, Тесса Джин? Да и с чего ей быть такой уж хорошей? Ведь ее создала ты прежняя, разве не так?
Тесс предполагала, что именно так и было.
— Дорин считает, Большой Громила не насиловал и не убивал тех женщин. Ведь это ты написала?
— Я, — ответила Тесс. — Точно. Я просто была измучена, вот и все. И потрясена, наверное.
— И еще считала себя виновной.
— Да. И виновной.
— А те, кто чувствует вину, делают правильные выводы — как думаешь?
Нет. Видимо, нет.
— Что ты пытаешься мне втолковать?
— То, что ты лишь частично разгадала тайну. И прежде чем тебе удалось разгадать все до конца — тебе, а не какой-то там шаблонно мыслящей пожилой даме, — произошло определенно досадное недоразумение.
— Досадное недоразумение? Так-то ты это обозвал? — Издалека-далёка Тесс услышала собственный смех. Где-то ветер постукивал плохо закрепленным водостоком о карниз крыши. Это напоминало поскрипывание вывески «Севен-ап» у заброшенного магазина.
— Прежде чем застрелиться, — сказал новый «Том»-незнакомец (его голос все больше и больше напоминал женский), — почему бы не раскинуть своими мозгами? Но только не здесь.
— А где же?
На это «Том» ничего не ответил, да, собственно, от него и не требовалось. Но сказал он вот что:
— Забери-ка ты с собой свое дурацкое признание.
Тесс вылезла из грузовичка и вернулась в дом Лестера Штрельке. Остановившись на кухне убитого, она размышляла. Размышляла она вслух голосом «Тома» (который все больше походил на ее собственный). Дорин, похоже, «пошла погулять».