– Стой! – Борис спрыгнул с подножки, бросился к машине Баранова.
– Не поймешь его – то гони, то стой… – ворчал Саенко, но тем не менее натянул вожжи и остановил пролетку возле самого автомобиля.
Борис подбежал к авто. Лейкин поднял голову, протирая глаза.
– Срочная депеша тебе от Владимира Орестовича! – выпалил Ордынцев.
– Какая еще депеша? – удивленно проговорил Лейкин, поднимаясь.
– А вот какая! – Борис ударил его английским апперкотом, какому научился у моряков с эсминца «Мальборо» в Феодосии в далеком девятнадцатом. Костя охнул и повалился на сиденье.
– Чистый нокаут! – пробормотал Борис и выволок бесчувственного Лейкина из машины.
Саенко помогал Павлу Аристарховичу пересесть в машину, Мари уверенно села за руль. Из-за угла уже показалась машина погони.
– Вот навязались на нашу голову! – пробормотал Саенко и, легонько хлестнув лошадь, торопливо забрался на заднее сиденье барановского автомобиля.
– Мари, вы умеете водить такую машину? – опасливо поинтересовался Борис.
В ответ Мари только фыркнула:
– Чем задавать глупые вопросы, лучше поторопитесь завести мотор!
Борис схватил заводную ручку, крутанул ее. К счастью, сильный мотор завелся с первого раза, и машина тронулась, Борис едва успел вскочить в нее на ходу.
Автомобиль чекистов подкатил из-за угла и остановился: пролетка Саенко встала поперек дороги, перегородив проезд.
– Черт! Да уберите же куда-нибудь эту колымагу! – кричал старший группы, размахивая «маузером».
Однако пока его подручные управились с заупрямившейся лошадью и освободили дорогу, автомобиль с беглецами успел скрыться в неизвестном направлении.
– Как вы, Павел Аристархович? – спросил Борис, когда шум погони и яркие огни ночного Невского остались далеко позади.
– Ничего, – проговорил Ртищев, вымученно улыбнувшись.
Даже в темноте было видно, как он бледен, и дыхание с хрипом вырывалось из его груди.
– Ничего… главное, что я снова на свободе. Не хотелось умереть в тюремной камере…
– Все будет в порядке! – попытался успокоить его Борис. – Вы отдохнете, мы найдем вам хорошего, надежного врача…
– Самое главное – я должен рассказать вам, как найти Сашеньку… – снова заговорил старик.
– Это успеется! – махнул рукой Ордынцев. – Сейчас приедем в одно надежное место, вы придете в себя…
– Что вы его останавливаете? – раздраженно проговорила Мари, отвернувшись от дороги. – Пусть рассказывает, а то не ровен час отдаст Богу душу, и мы останемся ни с чем…
Снова перед Борисом была жесткая женщина с непримиримым выражением в глазах.
– Как вы можете, Мари? Дайте ему прийти в себя, отдышаться! Он старый, больной человек…
– Дама совершенно права! – перебил его Павел Аристархович. – Я должен скорее рассказать… не зря же вы проделали такой долгий и опасный путь… Я, признаться, до последней минуты не верил, что вы появитесь, устал ждать…
Но тут же он мучительно закашлялся и вынужден был замолчать.
Автомобиль тем временем выехал на Петровский остров. Здесь, совсем близко от центра города, было тихо и безлюдно, как в забытой Богом провинциальной глуши. На маленьком пятачке земли между круглым озером и поросшим травой пологим берегом Невы притулился небольшой домик в три подслеповатых окошка, окруженный покосившимся забором. Через протоку, соединяющую озеро с затоном, перекинут горбатый мостик, и только по нему можно перейти к домику. Вдали, за Невой, виднелись крыши Васильевского острова, купола церквей.
– Приехали! – сказала Мари, остановив машину перед мостиком. – Машину надо куда-то деть…
– Да вон туда. – Борис кивнул на темный затон, окруженный столетними липами. – Только сначала отведем Павла Аристарховича в безопасное место…
Вдвоем с Саенко они вывели из машины Ртищева, повели его через мостик. Дверь домика открылась – их уже ждали.
На пороге стояла крепкая женщина средних лет, вдова здешнего смотрителя. Увидев бледное лицо Ртищева, услышав его свистящее дыхание, она всплеснула руками:
– Ох ты, несчастье какое… мой Никанор Нилыч, покойник, тоже грудью маялся. Я ему хорошую травку собирала, очень помогала… сейчас я вам тоже заварю, как рукой всякую хворь снимет…
– Ну, мы передаем вас в надежные руки! – проговорил Борис, помогая Ртищеву подняться на крыльцо, и вернулся к Мари.
Она уже развернула машину к затону, сняла с тормоза. Вдвоем они подтолкнули автомобиль, он проехал по пологому берегу, подпрыгивая на кочках, нырнул капотом в темную маслянистую воду затона и быстро пошел ко дну. Поверхность воды забурлила ключом и быстро успокоилась. Лопнул последний пузырек воздуха, и больше ничто не напоминало об автомобиле Баранова.
Борис и Мари направились к домику смотрителя.
В темноте Мари оступилась на скользкой кочке, и Ордынцев машинально поддержал ее за локоть. Он думал, что снова, как первый раз, в Париже, Мари резко оттолкнет его, но на этот раз она благодарно отозвалась на его дружеский жест. Все же что-то неуловимо изменилось в ней за это время. Или, может быть, она всегда нуждалась в теплоте и участии, в простых человеческих чувствах, но скрывала это из боязни показать свою слабость?
Сердце Бориса жадно, жарко забилось. Он почувствовал, как забытая, казалось, жажда жизни переполняет его. Податливое женское тело прильнуло к нему, Борис нашел губами ее губы – и задохнулся, такой бесконечной нежностью отозвалась Мари на его поцелуй. Ее губы были сухими и горячими, как земля в засуху, и как иссохшая земля благодарно раскрывается навстречу весеннему ливню, так и Мари раскрылась навстречу этой случайной нежности. На какое-то время мир вокруг них перестал существовать, только жадные губы, нежные руки и бьющиеся в унисон сердца…
Борис оторвался от губ Мари, покрыл поцелуями ее лицо, ее глаза – и почувствовал, что они солоны от слез.
– Что ты… – прошептал он с бесконечным состраданием, с бесконечной нежностью. – Что ты! Все будет хорошо!
– Вряд ли… – отозвалась она едва слышно и мягко отстранилась от него. – Слишком много мы пережили… внутри нас все умерло… меня прежней больше нет, я умерла тогда, под Белой Церковью…
– Мы живы, Мари! – воскликнул Борис, снова прижимая ее к себе. – А пока мы живы – у нас есть надежда! Все еще будет хорошо! Я знаю! Слышишь – это весна пробует голос!
Действительно, ночь вокруг них наполнилась шорохом и щебетом, вздохами и плеском – казалось, сама природа пробуждается для любви и жизни.
Но Мари снова отстранилась от Бориса.