Закат на Босфоре | Страница: 46

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Горецкий тяжело вздохнул и потянулся. «Куда же все-таки подевался Борис?»

– Саенко! – крикнул он. – Давай, что ли, спать ложиться…

Ответом ему было угрюмое молчание. Горецкий рассерженно встал и рывком распахнул дверь в другую комнату. Саенко, увидев его, демонстративно отвернулся.

Горецкий насупил брови и уже открыл было рот, чтобы призвать непокорного денщика к порядку, как вдруг тот встрепенулся, встряхнулся, как собака после купания, и одним прыжком оказался у входной двери. Горецкий, верный своим привычкам, снял у зажиточного турка полдома с отдельным входом, так что визитер, шаги которого расслышал Саенко, направлялся именно к ним. Впрочем, теперь уже и Горецкий слышал быстрые шаги бегущего человека и его тяжелое дыхание. Вот скрипнули ступеньки, и в дверь бухнули ногой.

– Кто там? – нараспев протянул Саенко, сжимая в руке невесть откуда взявшийся карабин.

– Открывай, Саенко, а то дверь разнесу к чертовой бабушке! – кричал за дверью знакомый голос, и снова в дверь бухнули.

– Батюшки! – ахнул Саенко. – Да никак Борис Андреич вернулся!

Он уже гремел запорами, не внимая тревожному взгляду Горецкого, и Борис, злой, всклокоченный, с кровоточащей царапиной через всю щеку и в порванном френче, ввалился в дом.

– Живы, голубчик? – спросил Аркадий Петрович, посверкивая пенсне.

Он произнес эти слова мягко, но Борису показалось, что за мягкостью скрывается заискивание и чувство вины. Он тяжело посмотрел на Горецкого и прошел к умывальнику. Желтоватая вода цедилась в фаянсовый таз тоненькой струйкой. Борис злобно хлопнул ладонью по умывальнику:

– Чертовы турки! Все у них не как у людей! Из ковша, что ли, полей, – обернулся он к Саенко.

– Иду, иду! – Саенко уже стоял наготове с кувшином воды и полотенцем.

Борис вошел в комнату, умытый, с приглаженными щеткой волосами и умело обработанным Саенкой порезом на щеке.

– Ну, рассказывайте, Борис Андреевич, где же вы пропадали? – оживленно спросил Горецкий.

– Вам интересно? – начал Борис, накаляясь. – Что, господин полковник, опять меня подставить решили, как в Феодосии в девятнадцатом году? Снова за старое взялись?

– Поручик! Не забывайтесь! – гаркнул Горецкий и выпрямился резко, так что пенсне свалилось с носа и задергалось на шнурке.

– Какой я к черту поручик! – огрызнулся Борис, на которого окрик Горецкого произвел обратное впечатление, – он еще больше рассердился. – Поручики в Галлиполи у Кутепова, а я теперь штатский… вашими заботами! Зря хорошую мину при плохой игре делать стараетесь, – устало продолжал он, – методы мне ваши, господин Горецкий, известны. Не первый год с вами сотрудничаю, и снова, как дурак, вам поверил. Вот и поплатился.

– Однако, Борис Андреевич, все же не до конца вы меня подлецом считаете, если ночью ко мне прибежали, – примирительно улыбаясь, напомнил Горецкий.

– Просто больше идти некуда! – вспыхнул Борис. – В гостиницу соваться боюсь – найдут… К Варваре – тем более страшно, ее подведу…

– Вот что, Борис Андреевич, – начал Горецкий, осторожно подбирая слова, – вижу, что вы расстроены и устали. Так что давайте временно – как бы это выразиться? – закопаем топор войны поглубже и посидим, побеседуем спокойно. Вот, кстати, и Саенко с чаем.

При виде ароматно дымящихся чашек Борис подобрел – после съеденного в пивной, где провел он весь день, невероятного количества кефали, его мучила жажда.

– Итак, – начал Горецкий, – не скрою, за вами наблюдали люди мистера Солсбери. Так что когда вас похитили, нам стало это очень скоро известно. Кстати, еще накануне, ночью, наши люди особенно внимательно наблюдали за Гюзелью…

– И выяснили человека, с которым она связана?

– Не совсем, – Горецкий уклонился от ответа, чем снова разозлил успокоившегося было Бориса. – Но когда мы узнали, куда вас привезли, то установили за тем домом прочное наблюдение. А теперь расскажите, что же с вами случилось.

Борис посмотрел на безмятежно попыхивающего трубкой Горецкого и махнул рукой.

– Ладно уж, слушайте. Вас, господин полковник, только могила исправит.

– Уверяю вас, вы ошибаетесь, – с горячностью воскликнул Аркадий Петрович, – я вовсе не хотел вам зла! И не допустил бы до несчастья.

– Интересно, как бы вы смогли ему помешать? – пробурчал Борис. – Ну да ладно, слушайте. Когда я очнулся от хлороформа, меня начал допрашивать такой плотный господинчик…

– Некий господин Парвеню Голон, – вставил Горецкий, – имя и фамилия у него бельгийские, и в паспорте сказано, что он бельгиец, но на самом деле национальность его неизвестна. А потом вас отправили… куда?

– К наместнику, – усмехнулся Борис, – так они сказали.

– Так вот, после того, как вас увезли, англичане напустили на всю компанию, что там оставалась, полицию и оккупационные власти. Сейчас господина Голона допрашивают.

– Ну и как?

– Видите ли, адрес, куда вас собирались отвезти, мы выяснили. Но там никого не оказалось – очевидно, на случай провала у них было предусмотрено экстренное бегство. Человек мистера Солсбери, который присматривал за вами, слегка пострадал в той же аварии, как и автомобиль, в котором везли вас. Поэтому он не успел вмешаться, да это было и бесполезно – уж очень серьезно выглядели люди, которые взяли вас под свое покровительство, раз сумели остановить ваших похитителей.

– А вы не хотите узнать, из-за чего я, собственно, провалился? – сердито напомнил Борис. – Из-за книги этой проклятой!

– Вот как? – Горецкий изумленно поднял брови, что привело Бориса вовсе уж в неописуемую ярость. – Продолжайте, продолжайте, весьма интересно…

– Этот Голон, или как там его, – начал Борис раздраженно, – сразу же заявил мне, что если бы не книга, то они не раскусили бы меня так быстро. Все упирается в то, как попала к мистеру Солсбери эта книга.

– О том, как попала к мистеру Солсбери рукопись Омара Хайяма, я вам ничего не говорил, – холодно начал Горецкий, – но совершенно точно то, что книга эта принадлежала покойному Гаджиеву и была жемчужиной его коллекции. Дальнейшей ее судьбы никто не знает и официальных сведений об этом быть не может.

– И вы решили всучить мне эту книгу, заведомо зная, что меня сразу же заподозрят? – закричал Борис.

– Но, голубчик, отчего же вас должны были заподозрить? – возразил Горецкий.

– Да оттого, что им прекрасно известно, что книга эта, будь она проклята, была у Гаджиева украдена и появлялась на аукционе в Англии в шестнадцатом году! А стало быть, никак не могла она попасть ко мне по завещанию покойной тетушки, которой, между нами говоря, у меня и не было никогда! И господин Голон не преминул сообщить мне это в самом начале нашей с ним беседы! Огорошил, так сказать, приятным известием, – Борис залпом выпил полстакана чаю и немного успокоился. – А теперь последнее, – начал он, немного отдышавшись. – Не хочу думать о вас совсем плохо, все же мы многое вместе пережили, поэтому готов допустить, что мистер Солсбери вас обманул. Он сказал, что история с книгой никому не известна, что все будут считать книгу наследством Гаджиева, и это послужит приманкой. Вы поверили ему на слово и этим чуть не подписали мне смертный приговор.