- Потому… что… люблю тебя.
- Что?! - Андрей от неожиданности чуть не свалился с табурета.
- Да - люблю. И любила все эти годы, - прозвучало, как «Хорошая погода, не правда ли». Буднично. Ровно.
Если бы она сейчас пустила слезу, заломила от горя руки или встала перед ним на колени, рассказывая, какие страсти и терзания переполняют ее тонкую и не понятую никем душу, у Таганки, наверное, хватило бы решимости разрядить в нее пистолетный магазин. Но она не разыгрывала страданий и не актерствовала перед ним вообще. Впервые в жизни она предстала перед ним такой, какой была на самом деле.
Кнут и Рассол от услышанного будто окаменели. Даже дышать, похоже, перестали. Серега натуральным образом прикусил язык. А Женька так и не донес до сигареты зажженную спичку, чтобы прикурить.
- Я не могу всего этого понять, - произнес Андрей. - Все это просто не укладывается в моей голове.
- И не надо ничего понимать, Андрюша, - тихо сказала Настя. - Я ведь не прошу у тебя прощения или пощады. Кроме того, нужно быть круглой дурой, чтобы надеяться живой выбраться из этой тайги. Ты приказал: «Говори». Я говорила. Но рассказала еще не все.
- Ну продолжай, - разрешил Таганка, думая над тем, чем же еще она намерена его удивить.
- Кроме тебя, я по приказу своего начальства должна ликвидировать еще двоих.
- Вот как? - наконец-то в глазах Таганки мелькнул хоть какой-то интерес. - Кого же?
- Ты их знаешь. И уверена - тоже не прочь уничтожить. Тут, уж извини, интересы наши совпадают. А я знаю, где их найти. Если ты мне до сих пор не веришь…
- Фамилии назови, - прервал Настю Таганцев.
- Харитонов. Рыбин.
- Где они? - Спросил жестко, ожидая, что за эту информацию Настя будет торговаться и непременно попросит оставить ее в живых.
Но ничего подобного не произошло. Похоже, она и впрямь поставила большой жирный крест на своей жизни.
- Пережидают в поселке Вырица, - ответила на вопрос Настя. - Пока уляжется шумиха вокруг полковника Лозового из милиции. Его «контрики» ССБ прихватили. И в Москве их ждут. Там, в подвале на Лубянке, уже с десяток генералов и кремлевских чинуш парятся. Так что Харитонову с Рыбиным бежать некуда. А «исполнить» их должна я, - она прямо посмотрела на Андрея. - Или - ты.
Андрей молчал несколько минут. Потом поднял глаза на Серегу Лопатина.
- Кнут! - кивнул в сторону Насти.
- Сделаем, брателло, - с легкостью ответил тот. Прихватил с гвоздя, вбитого в стену, складной укороченный автомат Калашникова, пристегнул к нему полный патронов магазин, лихо передернул затворную раму, приводя оружие к бою. Приблизившись к Насте, взял ее под локоть, поднял с лавки и стволом подтолкнул к выходу.
Женщина не сопротивлялась, не проронила ни звука. Даже не посмотрела на прощание в глаза Таганцеву. Покорно шагнула к порогу, осознавая, что это - ее последние шаги в жизни.
- Кнут! - снова позвал Андрей. - Обалдел, что ли?!
- Да нормально все, бригадир! - успокоил Лопатин. - Щас в лесок отведу, там и грохну.
- Я тебе грохну! - прикрикнул Таганцев. - В сарае закрой! И пожрать ей дай чего-нибудь!
- У-у-у! - Лопатин картинно закатил глаза и повел пленницу из избы.
- Руки ей развяжи! - крикнул Андрей, когда Настя с Лопатиным были уже во дворе.
Ночью Таганке не спалось.
Да, с утра нужно было, не мешкая, ехать в Вырицу, поселок, расположенный в ста десяти километрах от Питера, если добираться на машине, и разбираться там с Харитоновым и Рыбиным. Предприятие рискованное, если учесть, что на автодорогах полно милицейских патрулей.
Электричкой было бы быстрее. Железнодорожные пути, тянущиеся по прямой, сокращали это расстояние почти вдвое. Но на Витебском вокзале попасть в поле зрения сотрудников транспортной милиции еще проще.
Нужно было за ночь все хорошенько обдумать и составить тщательный план действий.
Но не грядущая расправа с врагами стала причиной бессонницы для Андрея Таганцева.
Рядом была Настя. Они ведь с ней так ни о чем и не поговорили.
Все эти воспоминания прошлых горьких лет, выяснения кто прав, а кто виноват, Рыбины и Харитоновы - все это, вместе взятое, - полная чушь и суета сует по сравнению с тем, что она ему совсем недавно сказала. «Да, я люблю тебя. И любила все эти годы».
Не прикидывайтесь шлангами, господа супермены и нарочитые циники! Любой нормальный мужик за такие слова жизнь отдаст. Конечно, только в том случае, если не услышит в этих словах лжи…
Осторожно поднявшись с кровати, Андрей тихонько, чтобы не разбудить Женьку Усольцева, спящего прямо на полу, на матрасе, оделся и вышел из дома. Лопатин и Маша завалились в эту ночь на чердаке и слышать ничего не могли.
Отворив дверь сарая, Таганка вошел внутрь.
Лунный свет проникал сюда через щели в ветхой крыше, тускло бросал желтую полосу как раз в то место, где на охапке соломы сидела Настя. Она не спала. Сидела и ждала. Чего ждала? Сама не знала.
- Почему, все-таки, ты не убила меня там, у милиции? - задал Таганка вопрос, который уже задавал ей.
- Я же тебе говорила - не смогла, - ответила Настя вполне спокойно. И ничуть не удивилась, увидав Андрея здесь среди ночи. Она как будто знала, что он непременно придет к ней сегодня.
- Почему не ела? - Таганка заметил в углу сарая расстеленную газетку, а на ней шмат соленого сала и кусок хлеба, принесенные сюда Кнутом еще на закате.
- Не хочу.
- А чего ты хочешь?
Она не ответила. Все, что нужно было, за нее сказали глаза, увлажненные, широко раскрытые, вспыхнувшие одновременно нежностью и неутоленной страстью. Что не досказали глаза, дополнили губы, чуть дрогнувшие и приоткрывшиеся, жаждущие поцелуя. Она чуть было не протянула ему навстречу руки, призывая, стремясь в его объятия. Но удержала себя, не зная, как он отреагирует, поверил ли он, любит ли до сих пор или душа его теперь - обугленное пепелище.
Андрей медленно подошел ближе. Опустился на колени. Бережно, осторожно даже, словно боясь обжечься, провел ладонью по ее щеке и почувствовал, что ладонь его стала мокрой от слез.
Настя вздрогнула и потянулась к нему всем телом.
А ладонь Андрея опустилась ниже, под трепещущую левую грудь. Он теперь явно держал в руке ее сердце, боясь неосторожно сжать пальцы и причинить хотя бы малую боль.
И губы их сами соединились в долгом страстном поцелуе, как будто ждали этого мгновения целую вечность…
Старый вор Фергана не читал газет. В них журналюги - народишко, по его глубокому убеждению, мелкий, продажный и алчный - всегда неумело врали.