— Мало хорошего, уважаемый Самсон Богданович! — встрепенулся Додоев, блестя карими глазами. — Большие деньги улетели, и все псу под хвост!
Он вынул из кармана стопку мелко исписанных листков бумаги и разложил их перед собой на столе.
— Вот! — костистый кулак Додоева лег на бумаги. — Все тут!
Он вскочил и принялся считать, загибая пальцы правой руки:
— Двадцать миллионов баксов на покупку заброшенной кинофабрики в Химках и на отступное азербайджанцам, которые сидят на этой территории, это раз. Пятнадцать миллионов на восстановление и на покупку нового оборудования в Швеции и на взятки таможне, чтоб не проводила поставки по документам, это два…
— Да вы сядьте, Казбек Магомедович, — с досадой прервал его Бергамов, — и говорите спокойно, шекспировских страстей и без вас предостаточно!
Додоев дернул щекой, однако сел.
— Хорошо, что фильмы для копирования удалось достать практически задаром, — продолжил он уже более спокойно, — с этих пиратов паршивых хоть шерсти клок. Этот, как его, Стропилло постарался напоследок, царствие ему небесное. Но копирование, вписка этого двадцать пятого кадра!
Он опять не сдержался и хлопнул кулаком по столу.
— Это же ювелирная работа, это как шайтан бритвой водит! Короче, еще пятнадцать миллионов на производство, это три.
Аккуратно вписывая цифры столбиком в свой блокнот, Бергамов мрачнел с каждой минутой.
— Ну а главное — то, что в-четвертых, — голос Додоева упал до шепота, — я честью поклялся, я людей своим словом повязал, диаспору подключил! Тысячи людей работали, развозили пленки по зонам. Взятки давали начальникам-шмональникам, чтоб крутили бесперебойно, рисковали… Что деньги! Деньги я отдал, еще восемь миллионов этих президентов американских, пропади они пропадом, но я теперь опозорен, слово не выдержал…
Додоев опустил голову и смял бумажки со своими выкладками.
Бергамов раздраженно посмотрел на него и подвел жирную черту под столбиком цифр в блокноте. Потом отодвинул от себя блокнот и встал:
— Итак, — сказал он с расстановкой, — расходы по операции, которая могла бы стать подлинным триумфом нашей организации, составляют… — он заглянул в блокнот, — … составляют шестьдесят три миллиона долларов. Результат нулевой.
Отойдя к панорамному окну, Бергамов закурил. Тонкая коричневая сигарета подрагивала в его пальцах.
— Нет, хуже, чем нулевой! — повысил он голос, внезапно повернувшись к собравшимся.
Доставший было из кармана пачку «Беломора» Телегин вздрогнул и бросил ее на стол, так и не достав папиросу. Додоев отвернулся.
— Хуже, чем нулевой! — повторил Бергамов, вдавив в полированный подоконник едва раскуренную сигарету. — Эпохальный, можно сказать, исторический план по уничтожению уголовной сволочи, паразитирующей на теле нашей несчастной страны, план, который был способен перевернуть жизнь России и привести нас к власти — этот план сведен на нет каким-то распоясавшимся попрыгунчиком с микрофоном! И это говорите мне вы — мозг, элита из элит, руководители организации, объединяющей цвет вырождающейся нации!
Переставший сдерживаться Бергамов уже почти кричал:
— Сначала этот никчемный паяц, этот клоп, возомнивший о себе невесть что, нагло отказывается ехать на гастроли по исправительно-трудовым учреждениям и делает таким образом невозможным запуск программы на самоуничтожение окопавшихся там дармоедов! И мы — мы! — не можем с ним ничего сделать! Потом он фактически объявляет нам войну, то есть в одиночку противостоит глубоко законспирированной структуре, имеющей соратников практически во всех эшелонах власти, — и выигрывает!!! Выставляет нас на посмешище, провоцируя международный скандал, пропихнув в эфир телеинтервью с погаными разоблачениями изменника Петрова, слизняка, приспособленца, сволочи…
Взяв себя в руки, Бергамов вернулся к столу и снова сел, с раздражением отбросив в сторону блокнот.
— Если Казбек Магомедович в чем-то и прав, — помолчав, сказал он уже обычным бесстрастным голосом, — так это в том, что мы опозорены. И это никому даром не пройдет. Есть ответственный за нормальное функционирование Северо-Западного отделения организации. Изменник Петров был его креатурой, ему и было поручено разобраться с ним. Где Самоедов?
— Здесь, на верхней палубе, — тут же откликнулся Телегин и несмело улыбнулся, — волнуется в ожидании…
— Не время шутки шутить, Аркадий Игнатович, — оборвал его Бергамов, — самое время всем поволноваться, а не одному Самоедову. Давайте его сюда!
Телегин быстро подошел к пульту, расположенному под жидкокристаллическими дисплеями, нажал клавишу. Тут же с мягким шипением открылась входная дверь, и в проеме показался бледный Самоедов.
— Самоедов, что с Петровым? — не глядя спросил Бергамов.
— Самсон Эдуардович, — заторопился Самоедов, не осмеливаясь приблизиться, — я все выполнил, он уже на дне Обводного канала…
— Милиция?
— Отрабатывает единственную версию — самоубийство на почве неприязненных личных отношений с женой…
— Журналистская сволочь? — все так же не глядя осведомился Бергамов.
— Скончался позавчера от сердечной недостаточности, перетрудился, бедный, на нервной работе, мы использовали те самые порошочки, которые раздобыл еще покойный Петров у отставных химиков из кагэбэшных лабораторий…
Бергамов опять помолчал, пододвинул к себе блокнот, полистал его.
— Ладно, садись, — наконец смилостивился он, — хоть кто-то что-то путное сегодня доложил, да и тот — Самоедов…
Некоторое время все молчали. Потом Бергамов постучал ногтем по зеленому сукну стола.
— Так, — сказал он наконец, — сделанного не воротишь. Но и останавливаться мы не должны, не имеем права. На карту поставлены наш престиж, наши деньги, наше заслуженное право распоряжаться погрязшей в разрухе страной, в конце концов!
Палец Бергамова уперся в Самоедова:
— Первое!
Самоедов тут же выхватил записную книжку, Бергамов брезгливо скривился:
— Не холуйствуй, Самоедов, не перебирай! Роман Меньшиков по-прежнему за тобой. Разобраться с ним надо так, чтобы другим на веки вечные неповадно было!
— Вырезать всю его семью! — встрепенулся Додоев. — У него на глазах, а потом и его медленной смертью!
— Да нет у него семьи, — осмелился было возразить Самоедов, — один кукует…
— Значит, всех, кто ему дорог! — не унимался Додоев. — Всех, у него на глазах!
— Смерть его, конечно же, должна быть показательной, — осторожно заметил Телегин, — однако важно не засветить окончательно нашу организацию. После телевизионных разоблачений и так шуму выше крыши, даже Кремль зашевелился. Мы, само собой, гасим резонанс, возможности есть, но все же…
Бергамов поднял руку.