А вот теперь, после расстрела в «диких гаражах», ощущал. Он отлично понимал, что его жертвы не были невинными овечками. Одни привезли в город отраву, другие готовились ее продать. И все-таки… Все-таки на душе было пакостно.
– Я такой, какой есть, Светка-конфетка, – бодро произнес Иван. Светлана покачала головой – она чувствовала, что он лжет.
Но у Таранова, тем не менее, был «отпуск». Лидер, слава богу, не звонил. А уже желтели листья. Воздух стал прозрачен и наполнен чем-то неуловимым, присущим только осени. Таранов испытывал двойственное чувство – отвращение к своей новой работе, с одной стороны, и желание уничтожать убийц, – с другой. Он не мог разобраться в себе. Растерянность и тревога жили в нем, что было совершенно ему не свойственно. Таранов пытался скрыть это от Светланы, но разве от любимой женщины скроешь? Она все видела…
Ощущение беды было общим. Маска осени шелушилась позолотой листвы. Апатия сменялась тревогой, тревога – страстью. Ночь наполнялась нежностью… А утро вновь приносило тревогу и апатию. Апатию и тревогу. Листва еще не облетела вся. Еще отдавало последнее тепло солнце. Календарь, как и положено календарю, лгал… Северный ветер рвал крылья ангела на Петропавловском шпиле. Ангел исполнял блюз на струнах ветра. Никто не знал, что принесет завтрашний день, другой день… Другой день? Разве бывает другой день?
Неделя – это так мало. Очень мало, невероятно мало, фантастически мало. Ветер стихает, вечер складывает свои крылья. И все кончается…
Караван готовится в путь. Он еще стоит, еще не увязаны тюки с товаром, еще спят погонщики и дремлют верблюды. Вот-вот он тронется.
* * *
Позвонил Лидер:
– Есть работа, Африканец.
– Когда?
– Вчера, – лаконично ответил Лидер.
* * *
Таранов вышел на «службу». Двадцатого сентября утром он приехал на дачу под Ломоносовом. Там его ожидали Лидер и Федор, молчаливый мужик лет тридцати. Иван мог дать голову на отсечение, что Федор вырос на той же грядке, что и сам Таранов, но, разумеется, об этом не спрашивал.
Мирно попили кофейку, и Лидер поставил задачу:
– Сегодня приедут ребятки из Азербайджана. Привезут не менее восьмисот граммов героина. Передача – завтра, у Пяти углов. Покупатель на встречу опоздает.
– Почему? – спросил Таранов.
– Потому, что мы об этом позаботились, – улыбнулся Лидер. – Так что работать будет легко. Курьер приедет на темно-синей «ауди» с двумя охранниками… Справитесь?
– Постараемся, – усмехнулся Федор. Таранов промолчал.
– Есть один нюанс: курьера нужно зачистить обязательно. Это – непременное условие. Вот фотография курьера. Вопросы есть?
Еще около часа обсуждали детали. Потом Африканец и Федор выехали в Петербург. Выехали по отдельности и встретились у Пяти углов. Они изучали проходные дворы, прикидывали варианты и возможные осложнения… Центр города – не лучшее место для проведения акций такого рода. Это вам не «дикие гаражи» за городской чертой. После долгих поисков они так и не обнаружили подходящей позиции для снайпера и решили, что Таранову придется работать с колес – из машины. Но машину необходимо бросить. Значит, требуется «левая» тачка. Это несколько осложняло дело, но других вариантов не просматривалось.
Почти новенькую «Волгу» с тонированными стеклами они угнали за два часа до обозначенного времени встречи. На ближайшем пустыре прикрепили на нее ментовские номера, на крышу поставили магнитную мигалку. За двадцать минут до рандеву официально-черная «Волга» стояла на пересечении Щербакова переулка с улицей Рубинштейна. Федор сидел за рулем, Таранов с «сайгой» – на заднем сиденье… ждали.
– Кажется, они, – сказал Федор. Таранов затушил сигарету о коврик и сунул окурок в карман.
– Точно они, – сказал Федор. Впереди из потрепанной «ауди-80» вылез человек, фото которого показывал Лидер. В руке он держал черный дипломат. Пискнула рация. Таранов взял ее в руки: да?
– Олень, – произнесла рация женским голосом. – Олень прибыл. На синей «ауди». С ним двое. Сидят в машине. Как поняли? Прием.
– Видим оленя, работаем. Отбой.
Иван сунул радиостанцию в карман, надел маску и сказал Федору:
– Поехали, Федя.
«Волга» рыкнула движком и, включив мигалку, рванулась по Рубинштейна. Таранов опустил стекло. Напротив «ауди» Федор затормозил. Таранов дал первый выстрел по машине. В «ауди» осыпались боковые стекла, открыв глазу двух ошеломленных быков. Латунная гильза пролетела через салон, ударилась о скошенное лобовое стекло «Волги». Таранов дал еще три беглых выстрела. Бах! Бах! Бах! Летели гильзы, синим озаряла улицу мигалка, двое в салоне «ауди» повалились набок с простреленными головами. Курьер, стоявший несколько в стороне, метнулся в арку, отбросил в сторону дипломат.
– Давай, Федор, – сказал Иван.
«Волга», взвизгнув покрышками, резко пересекла улицу, устремилась вслед. В узкой арке широкая машина почти скребла стены зеркалами…
Во дворе Иван выскочил. Курьер бежал, как заяц, рвался в дальний конец двора, к проходняку. Таранов вскинул карабин. В поле прицела человеческая фигурка дергалась вправо-влево, пригибалась. Таранов водил стволом, а курьер уходил… Он подбежал к сквозному подъезду. Таранов наконец поймал его голову в прицел… Но двери подъезда распахнулись навстречу курьеру, и оттуда вышла женщина с ребенком на руках. Палец Таранова на спусковом крючке уже выбрал холостой ход… и замер.
Иван матюгнулся и опустил карабин.
Засвеченный ствол они оставили в «Волге». Подобрали дипломат и скрылись проходными дворами.
– Значит, – сказал Лидер, – вы его упустили?
– Я не имел права стрелять, – ответил Иван.
– Ты не имел права его упустить. Ты сломал классную комбинацию. Ее готовили три месяца, Африканец.
– Женщина с ребенком находилась на линии огня. Был реальный шанс зацепить их.
Лидер ничего не ответил. Иван и Федор вышли из конспиративной квартиры порознь. Федор – первый, Иван – спустя пять минут. Но у метро «Площадь Восстания» Иван снова увидел Федора. Он хотел пройти мимо, Федор взял его за рукав. Это было явное нарушение конспирации.
– Что? – спросил Таранов. – Что случилось?
– Может, пойдем вмажем по соточке? – сказал Федор.
– Я не пью, – ответил Таранов сухо и прошел дальше.
* * *
Резиденция формально считалась частным владением. Большой участок земли был огорожен высоким забором с колючкой и сигнализацией по верху, с телесистемой слежения. Внутри находился двухэтажный особняк весьма немалых размеров и – в стороне – постройка хозяйственного назначения. Таранову сразу вспомнился «колхоз» Матевосяна на берегу Тиллиярви… Иван ухмыльнулся. Шахов спросил:
– Что усмехаешься, Иван Сергеич?