- Ну и что с ними сталось? - поинтересовался Марафет, все еще хихикая.
- А они сдохли все до единого.
- Что ты говоришь! Это значит, что и я сдохну?
- Обязательно.
- Это почему же?
- А потому, что ты ни за что не убьешь меня прямо сейчас. Жаба не позволит. Ты хочешь сначала получить мои деньги, и ты знаешь, что они у меня есть, а уж потом… А потом, Марафет, не все так гладко получится, как ты думаешь. Денег ты от меня не получишь, да и ни к чему они тебе, потому что мертвому деньги не нужны. Сдохнешь, как собака. Отвечаю.
- Ой, какой грозный! - Марафет испуганно заслонился руками. - Я тебя боюсь!
Братва заржала, оценив тонкий юмор босса, и даже Рита едва заметно улыбнулась, но ее улыбка была адресована, конечно же, Знахарю, а не упивавшемуся иллюзией триумфа Марафету. Знахарь знал, что Рита действительно сделает все и, если будет нужно, просто застрелит калифорнийского воротилу.
- Ладно, хватит базарить. - Марафет встал, и одновременно с ним поднялась Рита, которая, все так же держа в руках блокнот, смотрела на него с готовностью немедленно записать любую из его мудрых мыслей.
- Значит так, - Марафет посмотрел на Знахаря, как на вещь, - Вареный, возьми четверых, мало ли что он захочет оттопырить, и везите его ко мне на Пикник-стрит, а там глаз с него не спускайте, а то я с вас шкуру спущу. Я приеду через два часа, и тогда начнутся настоящие разговоры.
Он посмотрел на Маргариту и сделал руку кренделем.
Маргарита улыбнулась, взяла его под руку и презрительно взглянула на Знахаря. Они вышли из номеpa, а с дивана поднялся Вареный и, подойдя к Знахарю, сказал:
- Встань.
Знахарь, не торопясь, встал и посмотрел на Вареного в упор.
То, что Вареный увидел в его взгляде, не обещало ничего хорошего, поэтому он сделал шаг назад и кивнул браткам.
Четверо встали с диванов и окружили Знахаря.
Вареный быстро обыскал пленника и сказал:
- Что же ты без ствола? Или действительно ничего не боишься?
- Бояться нужно не мне, а тебе, - спокойно ответил Знахарь, - и ты меня боишься. Правильно делаешь, между прочим. Я таких, как ты, знаю. Мясо с глазами…
- Ты не базарь лишнего, - ответил Вареный, глядя на Знахаря с опаской, - ты знай, Марафет сказал - если будет дергаться, кончить его. Тебя, значит.
- Я дергаться не буду. Это ты будешь дергаться перед смертью.
- Сказал - не базарь, - повторил Вареный и подтолкнул Знахаря к двери. - Еще раз говорю, дернешься - кранты.
Знахарь усмехнулся и, в окружении пяти конкретных пацанов, одетых в костюмы могильщиков, вышел в коридор. Когда они пересекали холл, администратор, все так же торчавший за стойкой, проводил их равнодушным взглядом и снова повернулся к телевизору. Там шла двадцать девятая серия популярнейшего сериала всех времен и народов «Я люблю Люси».
Оказавшись на улице, Знахарь увидел, что из стоявшего неподалеку от входа джипа на него смотрит Костя. Встретившись с ним взглядом, Знахарь отрицательно покачал головой, и на лице Кости появилось выражение сильнейшего недовольства. Знахарь нахмурился. Костя, неодобрительно покачав головой, отвернулся и завел двигатель.
- Сюда, - сказал Вареный и подтолкнул Знахаря к лимузину.
Знахарь удивленно посмотрел на Вареного и спросил:
- Я что-то не понял, это телега Берендея или Марафета?
- Не твое дело, - ответил Вареный и снова подтолкнул Знахаря.
- Да, блин, дела… - пробормотал Знахарь и, пригнувшись, нырнул в знакомое серо-кожаное нутро лимузина.
Братки, бдительно озираясь, залезли вслед за ним, дверь захлопнулась, и лимузин направился в сторону Пикник-стрит, где должна была решиться дальнейшая судьба Знахаря. Джип, в котором сидели Костя и еще четверо, поехал следом, но марафетовские орлы ничего не заподозрили.
Ничто не мешало Косте остановить лимузин, пострелять всех и вызволить пленника, но выразительный взгляд Знахаря запретил предпринимать что-либо без крайней необходимости, и теперь Костя, сидя за рулем джипа, нервно жевал незажженную сигарету и ругался вполголоса, глядя на маячившую в сотне метров впереди широкую белую корму лимузина.
Наконец его раздражение достигло предела, и он, в сердцах ударив ладонями по маленькой толстой баранке, воскликнул:
- Ну вот любит он эту херню, ну что ты будешь делать?! А?
Глава 5. Враги сожгли родную хату
Они привезли меня на какую-то тихую улочку и выгрузили напротив небольшого уютного домика, утопавшего в зелени. Улочка была совершенно пустой, кое-где напротив таких же уютных домиков стояли сверкающие машинки, в общем - благолепие и тишина. Как на ухоженном кладбище.
Интересно…
Марафет сказал «отвезите его ко мне на Пикник-стрит». Что он имел в виду?
То, что он снимает этот домик-пряник, или то, что здесь его чикагская резиденция, так сказать - посольство? Тогда на стенке домика не хватало бронзовой таблички с надписью, а рядом - будки с тонированными стеклами, и чтобы в ней сидел жующий резинку вооруженный бандюган.
Братки, вытащив меня из машины, разделились. Двое из них непринужденно расположились около лимузина, лениво облокотившись на него, а трое, включая Вареного, подперли меня с боков и сзади и направили в дом.
Ну, делать нечего. В дом - так в дом.
Войдя в гостиную, мы дружно остановились, с удивлением глядя на Риту, которая сейчас должна была находиться рядом с Марафетом, а вместо этого сидела на диване с мокрым полотенцем на голове и страдальческим выражением на лице.
- Ты че, Ритка? - сочувственно поинтересовался Вареный. - Башня болит, что ли?
- Какая башня? Что значит - Ритка? Ты что, любезный, вовсе спятил, забыл с кем разговариваешь? Вот погоди, вернется Георгий Иванович… - капризно заныла Рита, поправляя полотенце на голове.
- Да ладно, ладно, - струхнул Вареный, - это я так, ничего особенного…
- Следи за языком, питекантроп, - сказала она и со вздохом откинулась на спинку кресла, закрыв глаза.
Вареный бросил на нее опасливый взгляд и, повернувшись ко мне, сказал:
- Ну вот, дорогой товарищ Знахарь, будем ждать хозяина. Садись в это кресло и не дергайся.
Кресло стояло в углу и, с одной стороны, обеспечивало обзор всей комнаты, что было мне на руку, а с другой - в случае чего, выскочить из угла было бы не просто, и это мне совсем не нравилось. Но делать было нечего, и, сидя в кресле, я видел перед собой двух пацанов, разместившихся на дорогих музейных стульях, за их спинами Риту, старательно изображавшую мигрень, и Вареного, который тусовался по комнате и, судя по всему, никак не мог придумать себе занятие.