В дверях появляется Майк, за ним Хэтч. Майк сразу оценивает ситуацию и говорит очень мягко.
– Мне очень жаль, Урсула.
Она не замечает, только стоит на коленях, держась за залатанный сапог, и плачет. Майк нагибается, обнимает ее за плечи и помогает ей встать.
– Войди в дом, Урси. Пойдем туда, где тепло и светло.
Он проводит ее мимо Джека и Кирка, Джоанна идет следом, бросив быстрый взгляд на торчащие сапоги и тут же отвернувшись. Джек и Кирк заходят последними, и Кирк закрывает дверь, оставляя снаружи ночь и бурю.
Здание мэрии в облаках клубящегося снега.
На кухне в здании мэрии сидит на табуретке Кэт Уизерс, завернутая в одеяло, и глядит пустыми глазами. В кадре появляется Мелинда Хэтчер; в руках у нее влажная тряпка, которой она начинает мягко и ласково стирать брызги крови с лица Кэт.
– Миссис Хэтчер, я не знаю, можно ли это делать, – говорит Санни Бротиган. – Это же вещественное доказательство, или что-то в этом роде…
Пока он это говорит, камера отъезжает, и мы видим собравшуюся глазеющую толпу, сгрудившуюся у стен кухни и в дверях. Рядом с Санни с его большим брюхом и кислым настроением стоит его друг Аптон Белл. Еще виден Люсьен Фурнье и другие, которые были с ним в сарае, и еще Джонас Стенхоуп и Энни Хастон. Мелинда секунду смотрит на Санни с молчаливым презрением и продолжает протирать зловеще неподвижное лицо Кэт.
Миссис Кингсбери стоит у плиты, половником наливая бульон в кофейную кружку. Она подходит туда, где сидит Кэт.
– Выпей, Катрина. Это тебя согреет.
– Вы бы сдобрили его крысиным ядом, миссис Кингсбери, – говорит Аптон Белл. – Это бы ее согрело, как надо.
По толпе проходит тихий рокот согласия… и Санни громко смеется над тонким юмором своего друга. Мелинда глядит на обоих испепеляющим взглядом.
– Аптон Белл! – произносит миссис Кингсбери. – Заткни свою невоспитанную пасть! Санни вступается за приятеля:
– Вы с ней носитесь, как будто она ему жизнь спасла, а не подкралась сзади и проломила голову!
Снова рокот одобрения. Сквозь толпу проталкивается Молли Андерсон. Она глядит на Санни с испепеляющим презрением, которого он не выдерживает, потом на Аптона, потом на остальных.
– Убирайтесь отсюда все! – требует она. – Тут вам не театр!
Они слегка мнутся, но никто не уходит. Молли говорит чуть более урезонивающим голосом:
– Вы же знаете эту девушку всю жизнь. Что бы она ни сделала, дайте ей хотя бы дышать.
– Давайте, ребята, пойдем. Они справятся. Это говорит Джонас Стенхоуп. Он явно профессионал – возможно, юрист, – и у него достаточно авторитета, чтобы народ потянулся к выходу. Только Санни и Антон сопротивляются течению еще минуту.
– Пойдем, Санни, – говорит Стенхоуп. – Давай, Аптон. Вы тут ничего сделать не можете.
– А можно отвезти ее к констеблю и сунуть в камеру за убийство! – возражает Санни.
– Ага! – Идея привела Аптона в восторг.
– Там, кажется, уже занято, – отвечает Стенхоуп. – И потом, она вроде бы не собирается вырываться и бежать?
Он делает жест в сторону девушки, которая впала (извините за каламбур) почти в кататонию. Она не замечает ничего и, быть может, даже не знает, что происходит. Санни понимает, что имеет в виду Стенхоуп, и шаркает к выходу. Аптон за ним.
– Спасибо, мистер Стенхоуп, – говорит Молли. Тем временем миссис Кингсбери отставляет кружку с бульоном – дело безнадежное – и глядит на Кэт с растущим беспокойством.
– Не за что, – отвечает Джонас Стенхоуп. – А вы моей мамы не видели?
– Я думаю, она готовиться лечь спать, – отвечает Молли.
– Ну и хорошо.
Джонас Стенхоуп прислоняется спиной к стене, и на лице, и в позе его можно прочесть: «Господи, ну и денек!»
В зале заседаний мэрии никого нет ни на помосте спикера, ни на скамьях, но некоторые в ночной одежде ходят по боковому проходу. Единственная женщина среди них – старая Кора Стенхоуп, самозванная королева Литтл-Толл-Айленда. В ее руке сумка с умывальными принадлежностями.
Навстречу ей проходит пожилой джентльмен – Орвилл Бучер. Он в халате, в белых носках и в тапочках. В руке у него футляр с зубной щеткой. – А, привет, Кора! Как в скаутском лагере, правда? Еще только надо повесить простыню на стену и показывать мультики!
Кора фыркает, задирает нос чуть повыше и проходит, не сказав ни слова… только бросив шокированный и возмущенный взгляд на явно виднеющиеся между носками и краем халата кальсоны с начесом.
За зданием мэрии стоит небольшое кирпичное здание, и рычание мотора позволяет узнать в нем генератор. Вдруг ровное рычание прерывается, мотор чихает.
В зале заседаний мигает и начинает вспыхивать и гаснуть свет, и двое стариков поднимают глаза вверх (и все остальные тоже).
– Спокойней, Кора! – говорит Орв. – Это наш генератор прочищает горло.
Снаружи кашель генератора прекращается, и восстанавливается ровное рычание.
Внутри снова зажигается свет.
– Вот, видишь? – говорит он. – Горит ярко, как тебе хочется!
Он просто старается дружелюбно общаться, но Кора реагирует так, будто он с пытается уложить ее на одну из этих жестких скамей с грязными намерениями. Она проходит мимо, не сказав ни слова, задрав нос еще выше обычного. В конце прохода – две двери с изображением мужчины и женщины. Кора толкает нужную дверь и входит. Орв глядит ей в след – она его скорее позабавила, чем обидела.
– Дружелюбна, как всегда, – говорит он сам себе. И идет к лестнице, ведущей вниз.
В офис констебля из дверей магазина входит Хэтч, осторожно держа перед собой поднос. На подносе девять пенопластовых чашек с кофе. Хэтч ставит поднос на стол Майка, нервно поглядывая на Урсулу, сидящую за столом Майка с откинутым капюшоном расстегнутой парки. Она все еще оглушена. Когда Майк предлагает ей чашку, она видит ее не сразу.
– Выпей, Урсула, – говорит он. – Согреешься.
– Кажется, я теперь никогда не согреюсь, – отвечает она.
Но берет две чашки и протягивает одну Джоанне, стоящей у нее за спиной. Майк берет чашку себе, Робби передает чашки Джеку и Кирку, и Хэтч дает чашку Генри. Когда все они разобраны, на подносе остается одна.