- Слушаю! - и замолчал, ожидая, что ему скажут на другом конце провода. А сказать должны были что-то очень важное, по этому телефону из-за пустяков не звонили.
- Всеволод Иванович, это - Леша Кастет, хочу с вами встретиться, - сказал я и буквально затаил дыхание - от того, что и как ответит мне Кирей, зависел успех моего плана.
Кирей молчал, не бросил в остервенении трубку, не ответил матерно, посылая в недра женского организма, он просто молчал, что, если подумать, было уже неплохо.
После долгой, казалось, бесконечной, паузы Киреев тихо произнес:
- Слушаю тебя, Леша!
Я не удержался, сделал международный жест - ударил левой рукой по сгибу правой и крикнул мысленно: - Все, Черных, теперь я тебя сделаю!
- Слушаю тебя, Леша! - повторил Кирей.
- Очень хочу поговорить с вами, Всеволод Иванович. Давайте встретимся.
Киреев вдруг рассмеялся:
- Боюсь я с тобой встречаться, Леша. Ты, говорят, одного мужичка так напугал, что он обделался, без штанов домой пришел…
Дружно посмеялись над незадачливым хвостом, приставленным ко мне, как я и думал, без ведома Кирея, и я снова сказал:
- Давайте встретимся, Всеволод Иванович! - каждый раз я умышленно называл его полным гражданским именем, потому что помнил наш первый разговор, когда он попросил звать его именно так, и еще потому, что испытывал к Всеволоду Ивановичу Кирееву настоящее, неподдельное уважение.
- Настойчивый ты, Леша, тебе бабу уговорить, как два пальца обоссать… Ладно, говори, где и когда, а я помаракую - получится или нет. Я ж человек занятой, не знаешь, наверное, меня Сергачев хочет в Думу пропихнуть, чтобы я нужные для меня законы писал и сам по этим законам жил. Очень, оказывается, это удобно - жить по тобой же написанным законам!
- Меня что-то в садово-парковую зону тянет, - дипломатично ответил я. - Погода хорошая, солнышко светит, птички поют…
Киреев подумал, пошелестел какими-то бумажками, сказал:
- Знаешь, что, Леша, у меня сегодня встреча с этими, как их… с избирателями в Павловске, там парк неплохой, и птички поют. Тебя устроит?
- Павловск - это хорошо, - согласился я. - А когда?
- Встреча у меня в шесть, можно до, или после, как хочешь…
- Давайте тогда в четыре, на Большой звезде, есть там такая. Годится?
- Легко!
- Только просьба у меня будет, Всеволод Иванович. Не обижайтесь, пожалуйста, но давайте без всякой силовой поддержки. Я сам могу людей подогнать, но, скажите, нам с вами это надо?
- Согласен, не надо. Со мной охрана будет, это вроде как по режиму положено, кандидат в депутаты, все дела, но я их в машине оставлю. Ты ж наверняка сам не без прикрытия приедешь?
- Наверняка! - рассмеялся я. - Но они тоже где-нибудь отдохнут. Так что - договорились?
- Договорились!
Повесив трубку, я сразу позвонил Годунову, после чего сделал кой-какие необходимые для встречи покупки и ровно в шестнадцать уже гулял по Аллее Красного Молодца, что как раз и упиралась в Большую звезду, где была назначена встреча.
* * *
Кирей появился в шестнадцать десять, быстрой походкой, почти бегом, влетел на площадку Большой звезды и остановился, оглядываясь по сторонам.
- Здравствуйте, Всеволод Иванович!
Он обернулся на мой голос, машинально поправил сбившийся при быстрой ходьбе галстук и улыбаясь протянул руку.
- Здравствуй, Алексей! Опоздал я маленько, извини.
- Все в порядке, Всеволод Иванович, это я виноват, далековато от входа стрелку забил. - Я деликатно взял его под руку. - Погуляем? Там, подальше, аллея Молодого Жениха, а это - аллея Зеленой Женщины. Что предпочитаете?
- Как хочешь, Леша, хотя женщины мне всегда ближе были…
И мы свернули на аллею Зеленой Женщины.
В будний день парк был пуст, лишь время от времени встречались пенсионеры и молодые мамаши с колясками и чадами, которые, держась за уверенную материнскую длань, волокли за собой большие пластмассовые грузовики или ярких, размахивающих крыльями бабочек на колесном ходу.
- Разговор непростой у нас будет, Всеволод Иванович, но нужный, и мне и вам нужный, чтобы, как говорится, расставить точки над «е».
Я помолчал, не для того, чтобы театральным образом драматизировать ситуацию, а чтобы окончательно собраться с мыслями и дойти до нужной свободной скамейки, где можно было бы присесть и не спеша поговорить.
- Не знаю, как у вас, - продолжил я, когда мы расположились на скамейке, - а у меня до сих пор кровь еще не остыла после всех этих американских приключений. Но дело даже не в них, хотя мужики хорошие полегли: Володя Седой - в Америке, Паша - в Гамбурге, другие…
Кирей кивнул понимающе, с Володей Седым он был особенно близок и отдавал мне его в Америку скрепя сердце.
- Понимаешь в чем дело, Кирей, вся эта история, тяжелая, жутко кровавая, помнишь взрывы в Берлине, Забайкалье, убийства в Питере, Чикаго, Токио - все это ментовских рук дело. Я, может быть, немножко упрощаю, но - самую суть… На самом деле ментов тоже используют втемную, за всем этим другие люди стоят, еще серьезнее, а главная их цель была - вытащить вас, блатных, из подполья. Я, конечно, условно говорю, ни в каком подполье ни ты, ни Гена Есаул не скрывались и не скрываетесь, но им нужно было заставить вас действовать, так сказать, официально. Выйти на поверхность в правильной и справедливой борьбе с мировым наркобизнесом и террором. Ты сам говорил, что правильные воры никогда наркотой не торговали и не торгуют, а уж террор, убийство людей невинных, ни к чему не причастных и из-за чего? Ради никому неведомых целей очень большой политики!..
* * *
Я замолчал, чтобы перевести дыхание, закурить и взглянуть в глаза Кирею. Он распустил узел галстука, потом совсем снял его и небрежно сунул в карман, расстегнул верхние пуговицы рубашки.
- Дай закурить, - хрипло сказал он, - мои остались в машине… - Он неопределенно махнул рукой в сторону.
Я вытащил пачку привычной «Явы», он, не глядя, взял, затянулся, закашлялся, посмотрел на сигарету.
- Чего у тебя, Кастет, денег нет, что ли? Давай я тебе коробку нормальных сигарет куплю, пусть стоит…
- Спасибо, конечно, Всеволод Иванович, за вашу заботу…
- Все ерничаешь, - осудил меня Кирей, стукнул кулаком по колену. - Я ж чувствовал, что это подстава, чувствовал! А кто меня уговорил? Сергачев! Убью эту лысую заразу, вернусь в город и убью на хрен!
- Не горячись, Кирей, послушай, что дальше было, моя песня еще не кончилась…
- Говори, только дай еще этой твоей махорки.
- Это, Всеволод Иванович, не махорка, это сигареты, называются «Ява», полный вкус, вот на пачке написано.