- Водка плохая, - объяснил я.
- Плесните, - грозно сказал Палыч, понюхал стакан, залпом выпил и согласился. - Плохая. Травят людей, инородцы! Ужо им, недолго осталось!
- Дело у меня к вам, Палыч!
- Слушаю, - Палыч опять вскочил, роняя мебель и пугая кота Сеню.
- Могу я у вас пожить день или два? Из гостиницы пришлось съехать, враги прознали, вы понимаете?
- Понимаю, - он уронил голову на грудь, - инородцы!.. Черный ворон, что ты вьешься над моею головой…
- Так я могу у вас пожить пару дней?
- Конечно! Мы, правда, ремонт затеяли делать, но ради партии… Живите, сколько нужно!..
- Вы у нас жить будете? - в дверях появилась ушедшая переодеваться девушка Маша. - Кайф! Мне кажется, вы такой интересный человек, так хочется узнать вас поближе…
- Дочурка моя, Маша! - объяснил Палыч.
- Да мы знакомы.
- Уже? Ну, Машка, ты даешь! Выпьем, как у нас принято, на троих!
- Я водки не буду, - сказала Маша. - Пойдемте, Совков, у меня шампанское есть!
Я посмотрел на уснувшего Палыча и поднялся.
- А может, пойдем погуляем?..
- А потом погуляем, - Маша подхватила меня под руку и повела в глубь квартиры…
* * *
Ночью снился ужасный, кошмарный сон - огромная каменная глыба рухнула на меня со страшной высоты, придавила грудь, мешая дышать, и время от времени ворочалась, чтобы усугубить мои страдания. Было в этом что-то эпическое, пришедшее из греческой мифологии - Прометей с пожираемой печенью, Сизиф с камнем, Данаиды с бездонной бочкой…
Дышать становилось все тяжелее и тяжелее, и я попробовал пошевелиться. Получалось плохо, и я открыл глаза - в нескольких сантиметрах от меня тлели два злых зеленых огонька.
- Боже! - прошептал я, - Боже ж ты мой!
- Что ты сказал, милый? - донесся до меня женский голос, в комнате вспыхнул свет, и я взглянул правде в глаза - у меня на груди лежал кот Сеня - рыжая мясистая туша с огромными, недовольными жизнью глазами. Он поднялся, выгнул горбом спину и зевнул мне прямо в лицо.
- Кисонька, ты кушать, наверно, хочешь? Пойдем я тебя покормлю.
Кот спрыгнул, позволив мне вздохнуть полной грудью.
- Ты не спишь, милый? Я покормлю Сеню и приду, ладно?..
А утром позвонил Черных, злой, дерганый, говорил почему-то с трудом, через силу, как астматик в разгар приступа.
- Леша, датчик я переправил, подъезжай по адресу, - он продиктовал адрес на Фонтанке. - Получишь датчик и выручай свою девку, а потом - за дело. Время не ждет!
- А что это за адрес? - поинтересовался я.
- Региональный комитет «Русского пути», тебя ждут.
Не прощаясь, Черных отключился.
На пороге возник Палыч, помятый, с отпечатком хлебной буханки на щеке и крошками в волосах.
- Дайте денег, Совков, - сказал Палыч сухими губами, - опохмеляться буду. Обычай такой, русский, национальный…
- Не давайте, - зашептала мне в ухо Машка, - он и так всю ночь пил, лучше мне дайте, так честнее будет!..
Я достал из кармана баксовый стольник, дал Машке.
- Сейчас пойдешь с ним, купишь водки, пива, джин-тоника, сдачу возьмешь себе. Проводишь отца домой, джин-тоник в холодильник поставь! Приду - проверю!
Пришел кот Сеня, с размаху ткнулся мне в ногу, едва не уронив на пол.
- Он вчера у меня огурец сожрал! - пожаловался Палыч.
- И коту еще что-нибудь купи, вискаса какого-нибудь, что он там жрет…
- Он все жрет, - сказала Маша, - что увидит, то и жрет. Хлеб, рыбу, мясо…
При слове «мясо» кот Сеня обхватил мою ногу лапами и начал карабкаться наверх. Я стряхнул кота и стал озираться в поисках рубашки и куртки, которые были сброшены раньше штанов.
- Не хватит, - сказала Маша, - мне на колготки не останется!
- Тебе без колготок лучше…
- Когда лучше, когда - нет, - философски заметила девушка. - Но денег мало.
* * *
Особняк регионального отделения партии «Русский путь» выходил окнами на Фонтанку, вокруг особняка рос яблоневый сад. Это было непривычно и здорово - видеть в центре города наливающиеся соком яблоки!
Я прошел в кованые ворота с графским гербом на каждой половинке и по посыпанной золотым песком дорожке направился к особняку. Дорожку перебежал настоящий лесной ежик с яблоком на иголках. Я улыбнулся - здорово, когда есть хороший хозяин, у которого в саду живут ежики!
У дверей особняка, рядом с бронзовой табличкой, где двуглавый орел царственно парил над словами «Русский путь», стоял рослый детина в расшитой косоворотке, портупее и картузе.
На картузе красовался все тот же орел-мутант.
- Вы к кому? - недобро спросил детина.
- Моя фамилия Совков, - скромно сказал я, - меня ждут.
Детина приоткрыл дверь и крикнул:
- Совков пришел, пущать?
Что ответили детине, я не слышал, но он согнулся вдвое и произнес елейным голосом:
- Исполать вам, добрый молодец… и это, гой еси еще!
- Гой еси! - ответил я и прошел внутрь.
В глубине коридора открылась дверь и вышла дебелая девица в кокошнике и цветастом сарафане. Она поклонилась в пояс, сказала:
- Милости прошу! - и сделала размашистый жест руками, обозначающий, видимо, широту русской натуры.
Я вошел в кабинет и огляделся, одна стена была полностью занята иконами, в центре - образ Георгия Победоносца, поражающего дракона. Перед образом Георгия и перед несколькими другими горели свечи, отчего в кабинете пахло церковью и смирением. Я перекрестился на образа и подошел к столу, за которым сидел крепкий бритоголовый мужчина с запорожскими усами. Вышитая болгарским крестом косоворотка плотно облегала широкую грудь. Мужчина поднялся мне навстречу, улыбнулся и протянул руку:
- Рукосуй! - сказал он радостно.
Я посмотрел на руку и на мужчину.
- Тимофей Рукосуй, - уточнил он.
Я пожал его горячую потную руку, похожую на только снятую со сковороды оладью.
- Совков? - на всякий случай уточнил он.
- Совков, - согласился я, как мог согласиться и с любой другой фамилией.
- Всеволод Николаевич говорил мне о вас, - сказал Рукосуй и хитро посмотрел мне в глаза.
- Николай Всеволодович, - поправил я его.
- А и верно! - воскликнул Рукосуй и хлопнул себя по лысой голове. - Ну и память у меня, ни к черту!
Он опасливо оглянулся на образа и на всякий случай перекрестился.