Завидев среди деревьев ставшие уже знакомыми хижины, я прибавил шагу, и тут навстречу мне вышел Серега. Он держал в руке все ту же бутыль и, похоже, приближался к блаженному состоянию.
– Слышь, Костя… – начал он, икнув.
Я подошел к нему и сильно ткнул кулаком в живот.
Ну не то чтобы действительно сильно, нет, но так, чтобы он почувствовал.
Он икнул еще раз и удивленно уставился на меня.
– Не понял, – сказал он, потирая мускулистое брюхо.
– Сейчас поймешь, – многозначительно ответил я, – какой я тебе, на хрен, Костя? Ты что, вообще мозги пропил? Хочешь, чтобы я поступил с тобой, как настоящий начальник? Хочешь?
И я еще раз двинул его в живот.
Бесполезно. Все равно что бить в мешок с песком.
– Ну ладно, Тедди, я все понял, – сообразил он наконец, – только не бей меня больше. У меня от этого только икота усиливается.
Вот ведь кабан здоровый!
Кто другой от такого удара согнулся бы, а этот только икает.
– Еще одна такая оговорка, и я запрещу тебе пить, – пригрозил я, – ты веришь, что я смогу проутюжить тебя, несмотря на то, что ты такой лось?
– Верю, – угрюмо ответил Серега, – разрешите идти?
– Идите, – смилостивился я.
Он сделал несколько шагов в сторону поселка, но неожиданно резко обернулся и, покачнувшись, радостно вскричал:
– Я чего хотел сказать-то! А ты меня сбил с толку! Педро связывался по рации со своими, и те сказали, что через час к нам прилетят гости.
– Гости? – я нахмурился, – какие еще гости?
Он встал в театральную позу и, завывая, произнес:
– Я пришел, чтобы сообщить вам пренеприятное известие!
Тут ему стало смешно, и он фыркнул, но, с трудом сохраняя серьезный вид, все же продолжил:
– Пренеприятнейшее известие. К нам едет ревизор!
– Какой ревизор? Говори толком!
– Точнее – ревизорша.
В моей голове мелькнуло подозрение, но, прежде чем оно оформилось в ясную мысль, Серега закончил:
– Ревизорша Рита. Знаешь такую?
– Знаю, – ответил я, – а ну дай сюда бутылку! Все только себе в рыло, нет чтобы о товарище вспомнить!
И, отобрав у него бутыль, я хорошенько присосался к ней.
Две бабы сразу – это слишком.
А если они устроят тут женскую дуэль на ножичках?
И я приложился к бутыли еще раз.
Хорошие бутыли делают в стране Никарагуа, большие и ёмкие…
Старая двухмоторная помятая жестянка показалась над верхушками деревьев и резко нырнула вниз, к короткой просеке, считавшейся тут взлетно-посадочной полосой. Подскакивая, самолет помчался по кочкам и ухабам, и его крылья так болтались вверх и вниз, что я уже испугался, что они отвалятся. Наконец пилоту удалось остановить свой музейный экспонат в десятке метров от деревьев, и настала тишина.
Овальная дверь в борту воздушного грузовика со скрипом распахнулась, и на землю выпал помятый алюминиевый трап. Первым на него ступил пилот, который, как мне показалось, был не очень трезв, потом двое латиносов, тащивших тяжелый ящик с надписью «взрывчатка», и наконец, прикрывая глаза рукой от солнца, из самолета вышла Рита.
Мне захотелось броситься к ней и облапить, но вместо этого я солидно и не торопясь подошел к трапу, подал ей руку и вежливо помог спуститься на грешную южноамериканскую землю. Небрежно поцеловав прохладную щеку Риты, я забрал у нее сумку и сказал:
– Уэлкам, сеньорита! Добро пожаловать в джунгли.
Рита потянула носом и, с подозрением посмотрев на меня, ответила:
– И вам того же. А ты, животное, опять пьяный!
– Я вовсе не пьян, а просто принимаю спиртное в профилактических целях. Здесь свирепствует тропическая лихорадка. Видишь, одного уже свалила.
И я показал на валявшегося в сторонке амиго, который удушливо храпел, раскинув руки и широко раскрыв рот.
– Видишь, как тяжело он дышит? Мы уж не знаем, дотянет ли до вечера.
– Ладно, хватит паясничать, – сказала Рита, неодобрительно оглядывая обстановочку, – показывай мои апартаменты.
– Мой дом – твой дом!
И с этими словами я направился к своей хижине.
Рита пошла за мной.
Когда мы проходили мимо распахнутой и повисшей на одной петле двери той самой халупы, в которой происходили общие собрания, из нее вышла Кончита и, прислонившись к косяку, проводила Риту долгим взглядом. При этом ее пальцы постукивали по рукоятке десантного ножа, висевшего в потертых ножнах на поясе.
Наверное, у женщин есть особый орган, работающий на радиоволнах, причем со скоростью самого мощного компьютера, потому что, бросив на Кончиту мимолетный взгляд, Рита поджала губы и, когда мы вошли в мое скромное жилище, сразу же спросила меня:
– А это еще что за шалава? На смугленьких потянуло?
Я кинул сумку на кровать и, повернувшись к Рите, попытался обнять ее.
Она увернулась и, обойдя стол, села на один из шатких стульев.
– Налей мне вина, – сказала она, – от тебя так разит, что единственный способ спастись от этого – выпить самой. Тогда, может быть, я перестану чувствовать твой запах. Вообще-то от тебя еще кое-чем пахнет.
И она посмотрела на кровать взглядом Шерлока Холмса.
– Смени белье.
– Дорогая, я здесь второй день и пока не знаю, на что в сельве можно поменять белье, может быть, на бутылочку текилы. Ты хочешь выпить? Так у меня есть…
По правде говоря, я несколько растерялся, потому что не ждал такой холодной встречи, но это быстро прошло, и, поставив перед Ритой бутыль с вином, я сел напротив и закурил.
– Ты не хочешь налить мне? – поинтересовалась она, поигрывая пуговицей на рубашке в стиле сафари.
– Не-а! – ответил я и налил себе, – раз ты такая гордая, то должна быть способна поухаживать за собой сама. Тут, знаешь ли, демократия, первобытная жизнь, так сказать…
Рита прищурилась и, покачав головой, как бы говоря, ну-ну, налила себе вина, чуть не уронив тяжелую бутыль. Снова утвердив ее на столе, она подняла стакан и посмотрела его на свет.
– Со свиданьицем! – сказал я и, не дожидаясь ее, выпил до дна.
Рита, не сводя с меня глаз, пригубила вино и поморщилась.
– Ну и бормотуха! – сказала она, ставя стакан на стол.
– А мне нравится, – весело сказал я и налил себе еще.
– Хочешь анекдот? – спросил я Риту, болтая вино в стакане.
– Пошлый?