До тех пор пока он не увидел ее с Сильвио, он даже не представлял, насколько она стала ему дорога. Всю свою сознательную жизнь Люк подавлял свои чувства, но на сей раз не смог уберечь свое сердце. Он это осознал в тот момент, когда оно напомнило ему о своем существовании невыносимой болью, словно открытая рана, которая никогда не затянется.
* * *
Габриель поняла, что что-то случилось, в тот момент, когда вошла в гостиную и увидела Люка. Застыв на месте, она уставилась на него.
Он сидел у камина, вытянув перед собой длинные ноги и положив руку на спинку дивана, который в его присутствии казался меньше обычного. На нем были черные брюки и темно-серый свитер, облегающий широкую грудь. Он выглядел спокойным и расслабленным, но Габриель чувствовала – это лишь видимость. Когда он посмотрел на нее, его серые глаза казались почти черными. Их взгляд пронзил ее подобно ледяной игле, а по спине пробежала дрожь.
Габриель не видела его таким с тех самых пор, как он появился на пороге дома Кассандры. Но даже тогда его глаза не смотрели на нее с такой враждебностью.
– Что-то случилось? – спросила она, подойдя к нему и сев в плюшевое кресло напротив.
Люк не ответил. Он продолжал пристально на нее смотреть, словно пытался прочитать ее мысли. Его лицо было непроницаемым. Он снова превратился в опасного неприступного незнакомца, которого она испугалась в день их свадьбы.
До этого момента она не осознавала, насколько мягче и доступнее он стал за прошедшие недели.
– Ты хорошо провела день? – спросил он ровным, ничего не выражающим тоном, но Габриель чувствовала, что это лишь затишье перед бурей.
– Да, спасибо, – машинально ответила Габриель привычным вежливым тоном. – Я встречалась за ленчем со старыми друзьями. Было весело. А как прошел твой день?
Его рот искривился, взгляд резанул ее подобно острому ножу, и Габриель почувствовала, как ее щеки заливает краска.
– Я тоже встретил старого друга, – пробормотал он, затем наклонился вперед и, глядя ей прямо в глаза, спросил: – Окажи мне любезность и будь со мной честна хотя бы сейчас, Габриель. Скажи, где они?
– Кто? – произнесла она в замешательстве. Он думает, она с ним нечестна? Габриель снова почувствовала себя неуютно рядом с ним. Ей казалось, подобного больше не случится, но, очевидно, ее поцелуи и ласки не растопили лед в его сердце.
– Мои друзья? – спросила она, не дождавшись его ответа. – На самом деле это мои дальние родственники. Мы встретились в Челси.
– Я спрашиваю не о твоих друзьях.
Его тон был таким резким, что ее передернуло. Габриель приказала себя сохранять спокойствие.
– Почему бы тебе не рассказать мне, что произошло? – спросила она. – Ты выглядишь таким…
Она осеклась. Что она могла ему сказать? «Ты выглядишь таким же холодным и неприступным, как когда-то? Таким ты был до того, как я поняла, что люблю тебя, поверила, что мы сможем сделать наш брак счастливым?» Сейчас был явно не самый подходящий момент для подобных откровений.
– Тебя не должно волновать, как я выгляжу, – отрезал Люк, источая опасность каждой клеточкой своего тела. – Тебе следовало бы больше беспокоиться о том, что я собираюсь сделать.
Габриель прищурилась. Очевидно, он ей угрожает. Но почему? В чем она перед ним провинилась? Она подумала о своей встрече с Сильвио в «Харродс», но даже если Люк о ней и узнал, то почему злится на нее? Ведь она сделала все, чтобы ему помочь.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – сказала она, сложив руки на коленях и выпрямив спину.
– Думаешь, твои хорошие манеры тебе помогут? – презрительно усмехнулся Люк, буравя ее ледяным взглядом. – Думаешь, сможешь опять меня одурачить?
– Люк, пожалуйста. – Габриель вгляделась в лицо мужа, но тот Люк, которого она начала для себя открывать в последнее время, исчез, и его место занял безжалостный незнакомец, от которого она сбежала в день свадьбы. Ее сердце бешено заколотилось в панике. – Я не смогу ответить на твой вопрос, пока ты не объяснишь, что происходит.
– Где они? – прорычал он, заставив ее вздрогнуть.
– Я не понимаю…
– Фотографии, – яростно бросил он.
– Фотографии? – Габриель пристально уставилась на него. Он спятил? Она не имела ни малейшего понятия, о чем речь. – Какие еще фотографии?
Люк поднялся с дивана. Внутри у Габриель все упало, но он не подошел к ней. Она не знала, хорошо это или плохо. Он стал ходить взад-вперед по комнате, словно грациозный хищный зверь по клетке. Тогда она тоже поднялась, решив, что так станет менее уязвимой.
– Фотокамера, вероятно, была портативной и автоматической, – произнес Люк в пустоту. – Номера в отелях бронировал я, поэтому в твоем распоряжении было всего несколько минут, чтобы ее установить. Но я не могу найти ни чертов фотоаппарат, ни снимки. – Повернувшись, он посмотрел на нее с презрением. – Но ты уже получила что хотела, не так ли? Твой финальный протест против меня и деспотичного отца удался тебе на славу. Несколько щелчков фотокамеры – и готово.
– Люк, – твердо произнесла Габриель. – То, что ты сейчас говоришь, лишено всякого смысла.
Его глаза горели от ярости, и эта ярость была устремлена на нее.
– Неужели? – процедил он сквозь зубы. – Позволь мне сказать тебе, что не имеет смысла для меня в этом деле. Зачем тебе понадобились деньги? У тебя же полно собственных. А даже если бы у тебя их не было…
– Деньги? – Габриель ошеломленно покачала головой. – Думаешь, мной двигала жажда наживы, словно я какая-то там…
– Даже если бы у тебя их не было, – повторил он, проигнорировав ее слова, – у меня их более чем достаточно, чтобы дать тебе все, что ты захочешь. Значит, дело тут не в деньгах. Тогда в чем? Разве ты недостаточно известна? Разве тебя мало фотографируют? А может, ты стремишься к легкой славе, как у бесталанных взаимозаменяемых старлеток, популярных лишь благодаря своим скандальным выходкам? Или это просто был акт протеста со стороны послушной принцессы? Скажи мне! – потребовал Люк, подойдя ближе, но остановившись на расстоянии вытянутой руки от нее.
Он боялся причинить ей боль, или не хотел к ней прикасаться? Или, может, думал, что, если он ее коснется, гнев превратится в желание?
– Нет, мне не нужно ничего из того, что ты перечислил, – спокойно ответила Габриель.
– Сначала я просто хотел тебя уничтожить, – произнес он почти нежным тоном, хотя его глаза опасно сверкали. – Вышвырнуть тебя и покончить со всем этим фарсом. Но я не мог понять твоих мотивов.
– Что я, по-твоему, сделала? – спросила она, не в силах пошевелиться. Каждый вдох и выдох причинял ей боль.
– Я знаю, что ты сделала, – горько произнес Люк, качая головой. – Но ты оказалась девственницей. – Он издал циничный смешок. – Это ты точно не могла подделать. Не знаю, почему я приравниваю девственность к честности. Возможно, ты все спланировала с самого начала.