– Есть вариант, – предложила ей Лина. – Продай эту квартиру, она миллионы стоит, купи поменьше. У тебя останется разница, притом немалая.
Нелли раскричалась в ответ.
– Ты что, не понимаешь? Я слишком долго дралась за эту квартиру! И теперь съезжать?
– Тогда не жалуйся, – ответила Лина. – Я тебе ничем помочь не могу, я одна двух детей тяну. Сколько можно повторять одно и то же? Хватит, надоело, меня работа ждет.
И повесила трубку.
Во второй раз Нелли позвонила с конкретным предложением.
– Нас с тобой приглашают сняться в телепередаче. На канале «Домашний».
И такое уже бывало раньше. Теперь Нелли не боялась тащить дочь на телевидение. Прямой эфир пропал начисто.
– Нас? – насмешливо переспросила Лина. – Ты иди, а я дома посижу.
– Передача называется «Мать и дочь».
– Ну извини. У меня других дел полно.
И опять Нелли перешла на крик:
– Ты хоть раз в жизни можешь что-то сделать для матери?! Для меня это реклама! Мне лишний раз показаться на экране – это шанс! Это деньги! Мне это нужно для работы, как ты не понимаешь? Между прочим, тебе тоже заплатят.
– Меня это не интересует. Пойди в «Женский взгляд», или в «Женские истории», или как оно там называется.
– Я уже была в «Женском взгляде». Мне нужно в «Мать и дочь».
– Неля, да какая ты мать? Не смеши. И вообще, не морочь мне голову. Никуда я с тобой не пойду. У меня работы полно.
Обычные досадные мелочи. Лина привыкла не придавать им значения. Но у нее сохранялось стойкое ощущение, что где-то за горизонтом, невидимо и бесшумно, разворачиваются войска противника. И она ничего не могла с этим поделать.
Первый пробный залп, который она позднее назвала пристрелкой, раздался в феврале. Вдруг позвонили прямо в дверь квартиры. Лишь много позже Лине пришло в голову удивиться, почему не по домофону. А пока она спросила «Кто?» и прильнула к глазку. Женский силуэт. Но бдительности терять не следует. На вопрос «Кто?» ей ответил дрожащий от слез голос:
– Откройте, пожалуйста, мне надо с вами поговорить!
Лина открыла.
На площадке стояла хорошо, чтобы не сказать роскошно, одетая молодая женщина. Жакет из золотистой норки, из-под него – широкая, мягкими складками юбка из шерсти букле «бутылочного» темно-зеленого цвета и замшевые сапожки на высоком каблуке, нелепые по московской слякотной погоде, но новенькие, ни единого пятнышка. На пышных белокурых кудрях заломленный набок, как у Марлен Дитрих, беретик. На носу темные очки, как у Нелли, с «туманными» стеклами.
– Можно войти?
– Кто вы и что вам нужно? – спросила Лина.
Она не впустила бы незнакомку в квартиру, если бы не разглядела за одним из этих стекол темнеющую припухлость.
– Я – жена Влада Саранцева, – ответила та, но Лина уже отступила, пропуская ее через порог.
– А как вас зовут?
– Оля. Оленька Разумовская.
– Ну… мое имя вам уже известно, – предположила Лина.
– Да. Пожалуйста, выслушайте меня!
Был будний день, мальчики в детском саду.
– Идемте в комнату, – пригласила Лина. – Жакет можете снять, здесь тепло.
Оленька Разумовская сняла жакет, оставшись в тонком кашемировом свитере цвета чайной розы, сняла берет и «туманные» очки. Да, здоровенный фингал под глазом, тщательно заштукатуренный, но все-таки заметный. Хорошенькое личико белокурой куколки с голубыми глазками и вздернутым носиком. Рельефная, как определила Лина, фигура. Ей самой такая не снилась. Приглядевшись внимательнее, Лина узнала в ней ту самую девушку-гота, что три с лишним года назад открыла ей дверь в квартиру Влада.
Гостья прошествовала в комнату. Каблуки были такие, что она словно несла себя на подносе. Хозяйка вежливо указала место на диване, чтобы подальше от открытого на письменном столе компьютера, а сама села в вращающееся эргономическое кресло, повернувшись к ней лицом и загородив компьютер спиной.
– Я вас слушаю.
– Я – жена Влада Саранцева, – повторила Оленька и умолкла надолго. – Понимаете, у меня не может быть детей.
– Понимаю. Это он вам «фонарь» поставил?
– Он меня убьет, – вновь заплакала Оленька.
– Ну не преувеличивайте, – поморщилась Лина.
– Точно убьет! – Оленька перешла на драматический шепот и даже огляделась по сторонам, словно Влад мог их подслушать. – Это страшные люди, у них разводов не бывает.
– В смысле? – не поняла Лина.
– Развод – это имущество делить, а они не хотят. Им проще убить.
– Извините, я вам не верю. Убийство – это даже для Влада чересчур. Да и кишка у него тонка.
– Что вы! – всплеснула руками Оленька. – Его и не спросят. Там его дед всем заправляет…
– Это мне известно, – перебила ее Лина. – А чего вы все-таки от меня хотите? Если моего сына, я вам его не отдам. Ни за что.
– Ну, пожалуйста, войдите в мое положение, – возбужденно зашептала Оленька, и опять ее голубые глаза наполнились слезами, – меня правда убьют! Ему у нас будет хорошо, я буду его любить, у него все-все будет! Мы можем вас в доме поселить, чтоб вы при нем были. Разве вы не хотите, чтобы он унаследовал состояние?
– Нет, не хочу. Мой сын вырастет нормальным человеком и будет сам зарабатывать себе на жизнь. Уж сколько получится.
– А зачем, когда можно взять сразу все?
Лина внимательно смотрела на женщину, видимо, получившую одобрение «старика». Красавица, да. Нордического типа. У Лидии Григорьевны была немецкая фарфоровая статуэтка XVIII века – точно такое же личико со вздернутым носиком. Пастушка. Но при свете дня стало видно, что эта пастушка уже совсем не юная. Может, и за тридцать.
– Простите, вам сколько лет?
– Тридцать. На самом деле тридцать три. – Опять Оленька воровски оглянулась. – Я скинула три года. Еще когда в первый раз замуж выходила.
«Стало быть, Влад у нее не первый, – подумала Лина, – и три года назад, когда она изображала семнадцатилетнюю соплячку в готическом гриме, ей было уже тридцать».
– Вы еще молоды, – сказала она вслух. – Вы еще вполне можете родить.
Оленька покачала головой.
– Я бесплодна. У врача проверялась. Глупостей наделала по молодости лет, вот и… Если б знала, когда замуж шла, что ему дети нужны, я бы не пошла. Но он ничего не сказал. Он только об одном и думал: чтобы я понравилась старику.
– И вы ему понравились.
– Нет, не понравилась. Старик сказал, что я уже перестарок, разведенка, до Влада дважды замужем побывала. А Влад кричал, что старику не угодишь и что у меня хорошая родословная…