Никогда в жизни Вера не спала так крепко и сладко. Впервые за много лет не взяла в постель свою любимую обезьянку. А вот Антонина Ильинична места себе не находила. Уже глубоко за полночь она вышла в кухню, открыла холодильник и взяла коробку с компрессом. На коробке было написано «Колд-Пак. Компресс холодный, готовый к употреблению. Внимательно ознакомьтесь с инструкцией». Инструкция была внутри, и Антонина Ильинична не стала открывать коробку. Завтра так завтра.
Выходя из кухни, она увидела выкрадывающегося из своей комнаты Андрейку.
— Это что еще такое?
— Бабушка, я только к маме загляну. На минуточку! — умоляюще попросил мальчик. — Я только посмотрю, как она. Пойдем со мной?
— Ладно, идем, только тихо.
Антонина Ильинична взяла его за руку, и они вместе пошли смотреть, как она. Вера спала.
— Бабушка, а мама не умерла?
— Фу, Андрюша, какие глупости!
Но Антонина Ильинична на цыпочках подошла к постели и осторожно пощупала Верин лоб. Ладонью, а потом губами, как делала сама Вера. Температуры не было.
— Все в порядке, — прошептала Антонина Ильинична.
— А это что такое?
Глазастый Андрюша поднял со столика шприц и ампулу, блеснувшую стеклом в неярком свете, падавшем из коридора. Антонина Ильинична страшно смутилась. Впервые в жизни она рассердилась на Веру. Рассердилась не из каких-то там высоких политических соображений, а потому что испугалась. Она осторожно вывела мальчика из спальни.
— Идем на кухню.
В кухне она зажгла яркий свет и осмотрела находку.
— Это какое-то лекарство. Ну-ка, у тебя глаза молодые, прочти, что тут написано.
— Дор-ми-кум, — по складам прочитал Андрейка латинскую надпись. — А что это такое?
— Не знаю, — ответила Антонина Ильинична, хотя прекрасно поняла, что речь идет о снотворном. — Иди спать, завтра у мамы спросим.
Назавтра Вера впервые в жизни проспала. Антонина Ильинична встала, покормила Андрюшу…
— Бабушка, а где мама?
— Дай ей поспать. Иди погуляй с Шайтаном, вон он уже просится.
Шайтан и впрямь приплясывал у двери, выразительно поводя чуть кривоватой шеей: пора, дескать, у меня уже полные штаны!
Андрейка пошел выгуливать «пёса», хотя Антонина Ильинична видела, что глаза у него полны слез. Сама она тем временем осторожно разбудила Веру.
— Вера, проснись! Андрюша плачет, я с ума схожу! Что случилось?
Вера с трудом разлепила веки, протерла глаза и вдруг почувствовала на шее уже неприятно потеплевшую «ливерную колбасу». Она хотела стащить компресс, но вовремя спохватилась.
— А где Андрюша?
Голос все еще был сорванный и хриплый, но, слава богу, звонкие согласные стали выговариваться.
— С Шайтаном пошел. Вера…
— Потом. Сейчас я умоюсь, оденусь…
— Иди, тебя завтрак ждет.
— Нет, позвоните, пожалуйста, Лёке, пусть купит мороженого.
— Мороженого? Вера, что с тобой? Кто, простудившись, ест мороженое? Что происходит? Ты никогда меня раньше не обманывала.
— Я не простудилась. — Опять, как и вчера, Вера оттянула «колбасу» на шее. Антонина Ильинична чуть не лишилась чувств от ужаса. — Но Андрюша не должен знать. Скажите ему, что я уже позавтракала.
Вера быстро встала и, пока сына не было дома, переменила компресс. Когда Андрейка вернулся, она была уже умыта, одета, а шею замотала шелковым шарфом. То, что доктор прописал. Доктор Вася.
— Мам, а можно я в школу не пойду? Буду тебе читать. Ты мне всегда читала, теперь я тебе почитаю.
— Спасибо, милый, но ты все-таки иди в школу. Я и так поправлюсь.
— А что это за шприц?
— Это? — Вера совсем забыла про шприц. — Это лекарство. Быстро собирайся в школу! Олег тебя уже ждет.
— А ты…
— Я сегодня на работу не пойду. И завтра тоже. Вот вернешься из школы, тогда мне и почитаешь.
Когда они остались одни, Антонина Ильинична устремила на Веру вопрошающий взгляд.
— Кто это сделал? Что это было? Нет, я все-таки не понимаю, как это — завтракать мороженым!
— Не только завтракать, — устало улыбнулась Вера. — И обедать, и ужинать. Вы Лёке позвонили?
— Позвонила, она скоро будет. Верочка, да расскажи же, что произошло?
— Об этом никто не должен знать, — предупредила Вера. — Ни Андрюша, ни Зина, ни Лёка… Вот разве что Шайтан. — Вера ласково провела ладонью по густой собачьей шерсти, но отогнала пса, когда он ткнулся носом ей в больное бедро. — Антонина Ильинична, обещайте мне. Если кто-нибудь узнает, это мигом разлетится, будет страшный скандал, и меня уволят. И больше никуда не возьмут. Вы, главное, Зине не рассказывайте, а то она перескажет всему салону. И не пускайте ее ко мне. Скажите, что это заразное, чтоб она Илью Ильича поберегла.
— Да говори уже, не томи душу! Никому я не скажу.
Вера уже успела обдумать и мысленно подредактировать свой рассказ. Она не любила врать и решила, насколько возможно, придерживаться правды.
— На меня напал наркоман.
— Где? На работе?!
— То-то и оно. У нас один сотрудник оказался наркоманом, а я его нечаянно застукала, пока он кокаин нюхал. Но если об этом узнают, из банка уйдут клиенты.
— Верочка, лучше ты оттуда уйди. Это не банк, это притон!
— Да я уже сама думала… Но это хороший банк, еще неизвестно, что в другом месте будет.
— Ну, в одну воронку, как говорится… А что это за лекарство ты себе колола? Могла бы меня позвать.
— Да, я вчера была очень голосиста… — горько усмехнулась Вера. — А лекарство это снотворное. В жизни так хорошо не спала! Никогда больше не буду принимать снотворных.
— Что-то я тебя не понимаю, — нахмурилась Антонина Ильинична.
— Я вчера переволновалась, у меня были причины не спать. И вдруг такая маленькая ампулка… Я не хочу, чтобы лекарства имели надо мной такую силу. Хочу сама справляться, без всякой химии. На химию я вчера насмотрелась, спасибо большое.
Вера просидела дома больше двух недель: питаясь мороженым и шампанским, она натуральным образом простудилась. Пришлось отправить Андрейку на елку с Антониной Ильиничной. На работу она вышла уже после Нового года и даже после Рождества. Альтшулер сразу пригласил ее к себе в кабинет. Вере все еще приходилось закрывать шею, и он первым делом хмуро уставился на шелковый свитер-водолазку.
— Ну что? Тоже шлепнете мне заявление на стол?
— Почему «тоже»? Кто еще шлепнул? А-а, Холендро, — не сразу догадалась Вера.