– Какое это слово?
– Мною владела, меня преследовала одна только мысль о тебе. Но в хорошем смысле.
– По-хорошему завладела? – Мэй улыбнулась.
– Мэзуи (ну да). – Он коснулся ее лица, дотронулся ладонью до щеки. – Я не мог избавиться от мыслей о тебе.
– И ты думаешь, что именно это означает, что мы предназначены друг для друга, что нам суждено быть вместе?
– А разве нет? Разве ты так не думаешь? – спросил он, ступая ближе.
– Мне бы хотелось так думать. – Она внезапно почувствовала, как ее сердце забилось сильно-сильно.
– Тогда и думай так, – предложил он. – А я докажу это со временем.
– Как? – прошептала она.
– Своей любовью, Мэй.
Мэй поцеловала его. Его глаза расширились от удивления, но он обхватил ее и крепко-крепко обнимал, пока они не успокоились. Когда они отодвинулись друг от друга, Мэй испугала боль, возникшая внезапно глубоко в груди.
– Я велела себе много раз не надеяться на это, – сказала она.
– Но почему?
– Ничего подобного не случается со мной.
– Странно, почему ты так говоришь, – сказал Мартин. – Ведь вот оно.
– Я заметила.
– Я принес кое-что для тебя. – Он слегка нахмурился, обшаривая свои карманы.
Обшарив большую часть, он хмурился все больше. Но потом он что-то обнаружил, и широкая улыбка расплылась на его лице. Вытащив кольцо из нагрудного кармана, он начал надевать его на ее палец. Движения его были мягкие и романтичные, но Мэй оказалась настолько возбуждена, что вздрогнула от его прикосновения, и кольцо упало в недавно разведенную грязь.
– О, боже мой, – воскликнула она. – Позволь мне самой. – Опустившись на колени, она начала ощупывать землю, но Мартин мягко схватил ее за запястье.
– Позволь мне. – Вынув кольцо из грязи, он встал на колено и надел кольцо ей на палец. Глядя ей в глаза, он спросил:
– Мэй, ты выйдешь за меня замуж?
Она закрыла рот рукой и застыла на мгновение. Прошло несколько секунд, пока она, наконец, смогла заговорить.
– Мне нужно немного времени, – услышала она свои слова. – Не столько для меня, сколько для Кайли.
Сначала Мартин выглядел ошеломленным, и она подумала, что оттолкнула его. Она потеряла его теперь совсем; вот он возьмет свое кольцо и уйдет прочь. Он стоял перед ней на коленях и казался таким уязвимым и ранимым, что она испытывала невероятную жалость к нему. Ей не хотелось причинять ему боль. Но она обязана была позаботиться о себе и о Кайли; так было заведено уже очень давно.
– Мартин, прости меня, – попросила она.
– Хорошо, – ответил мужчина, натянутая улыбка появилась на его лице.
Он поднялся на ноги, отряхнул землю с рук.
– Я оказываюсь перед необходимостью ухаживать за тобой.
– Я не имела в виду ничего подобного.
– Я все сделаю правильно, Мэй. Я не позволю тебе произнести «нет» снова.
– Но я вовсе не говорила «нет» и на сей раз, – тихо сказала она спокойно.
– Но ты и не готова сказать мне «да».
– Я только хочу узнать тебя лучше. Я не прошу об ухаживании… ты изобразил так, будто я хочу подарки и цветы, и все такое…
– Ладно, хочешь ты этого или нет, ты это получишь. Мэй Тейлор, я уже потерял Кубок Стэнли этой весной. Я не собираюсь терять и тебя тоже.
Букеты начали прибывать уже следующим утром. Словно у них самих не было сада, заполненного цветами, теплиц, полных петуний, «Брайдалбарн» начал заполняться охапками белых роз.
– Он, должно быть, обзвонил всех цветоводов в Коннектикуте, – сказала тетя Энид.
– Где он их откопал? – спросила Кайли, протискиваясь между ними, отбирая фирменные знаки «Сифлауэрс», «Силвер-Бэй-гринери», «Блэк-Холл Уайлдфлауэр-мэгэзин». – Мама, он, видимо, тебя очень любит.
– Да, должно быть, дорогая, – сказала тетя Энид. – Понимаю, нельзя оценить материально степень привязанности, но эти розы стоят целую кучу денег.
– Я вовсе не настаивала на цветах, – сказала Мэй, думая, что она только хотела узнать побольше о нем, но в тайне трепеща от такого особого к ней отношения.
Уже прибыло двенадцать букетов по дюжине роз в каждом, и даже теперь был слышен двигатель фургона очередного цветочного магазина.
– Мэй, у тебя что, на этой неделе все гуртом играют свадьбы? – разгружая две большие белые коробки, спросил посыльный, который частенько приезжал сюда и раньше. – Иначе получается, какая-то фантазерка-невеста решила потешить себя и скупила у нас все белые розы.
– Нет, это все для нее! – воскликнула Кайли. – Все до единой!
Тем вечером Мартин заехал за Мэй в шесть, и они направились в Силвер-Бэй. Поблагодарив его за розы, Мэй чувствовала себя на удивление смущенной, словно это было ее первое свидание. Она о чем-то вежливо поинтересовалась у Мартина, он любезно ответил на ее вопрос.
– День прошел удачно?
– Да, а у тебя как?
Вдруг оба рассмеялись.
– Похоже на урок иностранного языка, – заметил он.
– Да, когда изучаешь язык, получается говорить натянуто, совсем не как в реальной жизни, – засмеялась Мэй в ответ, вспомнив урок французского языка в средней школе. – В котором часу большой универмаг закрывается сегодня вечером?
– Он уже закрылся, мадам, – подыграл ей Мартин. – Вследствие инвразии москитов.
– Кельорор! (Какой ужас!) – воскликнула она.
– Ах, так ты говоришь по-французски! – удивился он, взяв ее руку, чтобы поцеловать.
– Не очень хорошо, – сказала она, вся зардевшись, поскольку он не соглашался выпускать ее руку.
Они прогуливались вдоль доков, мимо рыболовецких лодок и лодок, с которых доставали моллюсков, мимо открытых всем ветрам лачуг, по серой гальке. Остановившись у магазина, они поздоровались со старой приятельницей Мэй, Хэзавей Ламберт в «Ковгерл-Родео». Они ели ролы из моллюсков в «Олли-Фиш-хауз», сидя за столиками, покрытыми клеенчатыми скатертями в красно-белую клетку.
Люди начали узнавать Мартина. Дрейфуя от бара, они просили, чтобы он подписал им салфетки для коктейля. Он подписал несколько, но затем попросил позволить им с Мэй спокойно закончить их ужин.
– Это происходит все время? – спросила она.
– Довольно часто, – подтвердил он. – Иногда они говорят мне, что я неправильно сыграл в последней игре. Мы достаточно далеко от Бостона, поэтому здесь не так горюют по Кубку. Но и этому придет свой черед, поверь мне.
Мэй слушала, пока он говорил о Кубке Стэнли. О том, как его отец был одним из величайших игроков Канады, как он учил Мартина и Рэя играть. Мэй ждала, пока он скажет, какие чувства он испытывал к отцу, но Мартин сменил тему.